Смерть слона

— Терпение, мой друг, и главное — не поднимайте шума!.. Сейчас мы идем по следу самых чутких, самых осторожных и самых быстрых животных, и бесполезный выстрел может заставить их умчаться миль[8] на пятьдесят.

— Что вы имеете в виду? Что за дичь мы преследуем?

— Заказанного вами слона, дорогой друг. Мамуто, начальник сопровождающих меня негров, сообщил сегодня утром, что они обнаружили совершенно свежие следы слонов, и завтра мы, несомненно, увидим этих животных в натуре.

— Значит, поблизости бродят слоны?

— Пять слонов, здесь, совсем рядом, совсем недалеко от нас!

Казалось, я вижу сон, и я вдруг с величайшим сочувствием подумал о своих собратьях-охотниках, что топают в гетрах по пыльным полям провинции Бос и доводят себя до изнеможения, преследуя какую-нибудь забившуюся в траву перепелку, покалеченного птенца куропатки или обезумевшего от ужаса зайца.

Я хотел бы пригласить их на свою следующую охоту, потому что я не эгоист и мне было бы приятно дать им возможность вдохнуть хоть несколько глотков воздуха, насыщенного пьянящим запахом безграничной свободы.

В то время как мы, откупорив почтенную бутылку, запивали настоящим бордо отличный консервированный амьенский паштет, начальник отряда носильщиков отправился на разведку и через час вернулся.

Благодаря своему испытанному чутью экваториального браконьера он в конце концов обнаружил в глубине леса тропу, проложенную слонами, по которой они проходили дважды в день. Эта тропа, окаймленная с обеих сторон подлеском из колючих акаций, связывает обширную равнину, на которой растет мягкая и вкусная трава, с небольшим озером, куда слоны ходят на водопой и где в жаркое время дня купаются, перекатываясь с боку на бок.

На пустынной в то время тропе надо было найти два места для устройства засад: одно — для моего спутника, другое — для меня.

Капитан скрылся в засаде у подножия высокой горы Банксиа-Паркии, заросшей от основания до вершины каучуковыми лианами, образующими непроницаемую завесу. Я же устроился в ста метрах от него, среди огромных корней баньяна, и мы приготовили ружья к бою.

Чтобы не мешать нам и не насторожить преждевременно слонов, носильщики остались в пятистах метрах позади; предварительно их начальник натер нашу обувь и одежду пахучей травой, чтобы отбить исходящие от нас запахи, которые он довольно неудачно сравнивал с запахом свежей рыбы.

Считая меня недостаточно укрытым, он, кроме того, прикрепил к моему шлему пучок аррониковой травы, а в щель в коре баньяна воткнул и закрепил колючкой длинный банановый лист, который повис передо мной, как кусок зеленой муаровой ткани, после чего тихо удалился.

Проделав в листе дырочку и глядя сквозь нее на тропу, я стал ждать.

Терпеливо снося яростные атаки москитов, так кусавших, коловших и буравивших мои руки, шею, лицо, словно капельки огня попадали под кожу, я долгие минуты сидел в укрытии неподвижно, обливаясь потом и буквально задыхаясь. Вскоре я почувствовал себя совсем разбитым, но не смел даже пошевелиться.

…Наконец я различаю глухой шум слева. Чувствую, приближается что-то неопределенное, тяжелое, пыхтящее, как паровоз.

Шум нарастает, но очень медленно, и сопровождается треском ломаемых деревьев.

Вдруг я вижу пять серовато-коричневых гигантов, неуклюже, вперевалку двигающихся гуськом.

Слоны!..

Признаюсь чистосердечно: сердце мое забилось так сильно, что, казалось, готово было выскочить из груди.

А как же иначе?

Стадо уже в семидесяти метрах!

Во главе его идет самец с шестифутовыми бивнями.

Время от времени он останавливается, срывает хоботом ягоды, запихивает в рот пучок злаков, какой-нибудь корень и с наслаждением съедает. Он движется дальше; заметив молодое деревце, вырывает его из земли как тростинку, жует зеленые побеги и вновь идет вперед прогулочным шагом бездельничающего школьника.

Своими размерами он напоминает высоченный фургон, крытый брезентом, и перед этой громадиной я чувствую себя таким маленьким, что у меня мелькает мысль: не безумие ли нападать на него?

Теперь, правда, слишком поздно, чтобы что-то изменить.

Животное движется вперед, поднимая одну за другой ноги, похожие на тумбы, пыхтя ртом и хоботом; и дыхание, вырывающееся из глубин его легких, заполняет проход в зеленой чаще.

Слышно только: урмпф!.. урмпф!.. урррмпф!..

Вот слон уже в сорока шагах. Он продолжает шарить хоботом в зарослях справа и слева; он не торопится, неспешно шевелит кончиком огромной трубы, постоянно что-то срывает, жует, глотает, задумчиво и с наслаждением смакуя все лесные лакомства. Через дырку в листе бананового дерева мой глаз начинает в деталях различать огромную морду и плутоватое, добродушное и свирепое выражение маленьких глазок.

Боже мой! Как медленно он движется! Как я хотел бы, чтобы он приблизился уже на десять шагов и можно было сразу положить конец ожиданию, от которого все нервы натянуты до предела!

Остальные слоны следуют за вожаком на некотором расстоянии и, подобно ему, не спешат, останавливаясь по малейшему поводу.