Смерть смотрит из сада

— Ну понятно, я вас на понт взял, — пренебрежительно сказал Саша, — а вы человек совестливый, хоть и трус. — Налил себе в стаканчик водки и встал. — Несмотря ни на что, хочу объявить о нашей помолвке с Анной, мы будем счастливы и умрем в один день.

— Не надо сегодня, нехорошо, — испугался учитель, а журналист пробормотал с ужасом, который вдруг сообщился… нет, усилил властвующий на поминках (поминки-следствие) страх:

— Тринадцать лет назад именно в этом составе…

Саша прервал с улыбкой:

— Не совсем. Была ведь еще одна семья — муж, жена и ребенок. Самая таинственная…

— Это не важно. Но я человек суеверный.

— А я — нет! — Саша выпил до дна, сел и поцеловал невесту в губы. — Дедушка завещал жить будущим, а не оглядываться на прошлое соляным столбом.

Ивану Павловичу внезапно вспомнилась раскрытая Библия: небесные вестники, пришедшие в Содом к Лоту, чтобы спасти праведника… страницы запачканы кровью.

— Пить надо в меру! — приказала ядерщица по привычке, обращаясь сейчас не к мужу, а к Саше; но Иван Павлович чувствовал, что юноша вовсе не пьян, не водка привела его в безумное возбуждение, а другое, совсем другое. Неужели он догадывается, кто тут отец-убийца? Ежели так — следующее «жертвоприношение» неминуемо. И математик решил идти напролом:

— Саша, если ты о чем-то догадался, вспомнил — расскажи сейчас при всех. Назови имя или обозначь обстоятельство, которое может натолкнуть…

— Вы слышали, что сказала Анна? Быть убийцей нелегко. Он сам себя выдаст.

— Знаешь, уповать на его совесть…

— Совесть — химера для слабых, а он, судя по всему, сильный человек.

— Совесть — не химера, — не вытерпел учитель. — Не повторяй чужих бессовестных слов.

— А что? Вы нас так учили.

— Кто тебя учил?..

— Ну, не буквально, а лицемерно о совести талдычили, но ведь не закону Божьему учили, а теории эволюции, по которой выживает сильнейший. И вы все про это знаете, но ловко прикидываетесь.

— Саша, ты переживаешь страшное время…

— Я его переживаю с семи лет, когда «вышел месяц из тумана». И я слышал голоса с лужайки. Мамин и еще чей-то.

— Чей? — выдохнула Софья Юрьевна, впившись черным взглядом в лицо юноши; всеобщий ажиотаж накалялся.

— Может, жениха.

— Какого жениха? — с любопытством уточнил журналист и принял порцию.

— Такого! Который за ней в сад пошел.

Учитель сказал, страдальчески морщась:

— Я был счастлив.

— Вы слишком долго добивались своей Джоконды.

— Убийца ненормальный, спору нет, но… неужели ты подозреваешь меня, мальчик?

В конце напряженной паузы Саша вдруг произнес:

— Софья Юрьевна! Вы все еще переживаете, что о дедушке книга выйдет?

Она заметно вздрогнула.

— Не городи ерунды!

Тоша бросил на супругу настороженный взгляд и выпил водки. Саша продолжал задумчиво:

— А как он страшно сидел, весь в крови, правда?

Софья Юрьевна выпалила:

— Бредит? Давайте кончать этот садомазохизм.

— Всем сидеть! Испугались? Испугался, Чехов?

Антон Павлович обиделся:

— Не обзываться! И почему именно я?..

— Потому! Вы как чудовище из сна. Извините.

Саша потер лоб, математик хотел прийти на помощь, перехватить инициативу (мальчик изнемогает), но Саша продолжал на волне отчаяния:

— А Филипп Петрович, Филлипок вы наш, нацелился бестселлер накропать, а? Материала маловато, всего одно интервью, но оно многого стоит, правда?

— Кое-что стоит. — Журналист лихо выпил. — Дает толчок воображению.

— И чего вы там навоображали? — заинтересовался Кривошеин.

— «Жизнь замечательных людей». Читали такую серию?

— А, «хрестоматийный глянец». — Антон Павлович разлил по стаканчикам водку. — Давайте по последней за упокой убиенного — и разойдемся. А то поминки эти все больше напоминают следствие.

Саша поднял свой стаканчик, не сводя разноцветных глаз с киношника.

— Антон Павлович, тринадцать лет назад вы приходили сюда прощаться с покойницей?

— Я думаю, все здесь присутствующие попрощались с твоей юной прелестной матерью.

— Все?

— Кроме меня, я запил с горя, — вставил журналист и подмигнул. — И кроме твоей невесты.

— А Иван Павлович?

Математик смотрел на юношу внимательно, не мигая.

— Вы очень умный человек, Иван Павлович, самый умный из соучастников.

— Не преувеличивай.

— Вот скажите сейчас, при всех: какие новые улики обнаружил следователь?

— Сейчас не время.

— Нет, все-таки: кто отрезал у мертвой палец?

Действующие лица скривились, исказились болезненно в мрачноватых отблесках витражных осколков. «Он ведет свою игру, — думал математик, — очень опасную. И кого-то дразнит, берет на понт. Кого?..»

Киношник отрезал:

— Я вообще не верю в этот палец. Ты ведешь какую-то непонятную игру.

Ну как подслушал сокровенные мысли сыщика!

Анна возразила как-то отстраненно:

— Вы ошибаетесь. Я сама его видела и… ничего ужаснее я, наверное, в жизни не видела.

Саша посмотрел на нее долгим взором.

— Анна, а труп дедушки?

Она словно раздумывала.

— Нет, палец ужасней.

— Разговорчики у нас… с душком, — заметил журналист, потягивая из стаканчика. — Инфернальные, так сказать. Но — ведь и вправду щекочет…

— Кто щекочет? — рассеянно уточнил Саша; злой задор оставил его, великая скорбь отражалась на юном лице.