— Он похитил только это ожерелье?
— Вы подразумеваете: не мы ли с Сашей зарезали дедушку?
— Нет, я…
— А потом я зарезала Сашу.
— Анна, перестань!
— Вы желали ему зла, Иван Павлович.
— Да нет, я его пожалел.
Она продолжала, не слушая:
— Вы и ваше вожделение.
— Что-то в тебе изменилось, не пойму.
— Да ну. Я здесь пока останусь, ладно?
— Ты хочешь пожить у меня?
— До похорон Саши.
— Ради Бога. Первым делом мы навестим Кривошеиных.
— Ой, я хочу побыть одна.
— Ну уж нет. Пойдешь со мной.
ГЛАВА 25
Ученая дама скупым жестом пригласила их садиться, сама уселась на стул посреди комнаты и молча уставилась на математика.
— А где Антон Павлович? — поинтересовался тот.
— На работе.
— А чем вообще занимается киношный директор?
— Достает.
— Что достает?
— Все. От последней тряпки, нужной в картине, до бронепоезда. Собачья должность.
— Но, наверное, доходная?
— Все в прошлом, мы все из прошлого… Сидит в буфете, пиво пьет и рассуждает о гибели цивилизации.
В наступившем молчании Анна сказала:
— Вчера после поминок зарезали Сашу.
— Девица бредит?
— Нет, к сожалению, — ответил Иван Павлович. — В траве на лужайке возле колодца лежала коса. Он погиб, как его мать.
— Неужели это никогда не кончится! — взревела Кривошеина, поднялась и зашагала кругами по дому — гигантский домовой, — на миг возникая в смежных комнатах. — Нервы! — пояснила, вновь усаживаясь. — Кто нашел тело?
— Я, — сказала Анна.
— Во сколько?
— Я не знаю.
— В половине девятого, — вставил математик. — Вы с мужем и журналистом покинули нас около восьми.
— Верно. Померанцев двинулся на станцию, мы — домой. Я села за работу…
— Софья Юрьевна, не переигрывайте. Какая уж тут работа…
— Я села! Но не работалось. Тоша возился в саду.
— Возился?
— Ну, цветы поливал, косил.
— Косил? Вы сами косите?
— Господи! Какое это может иметь значение сейчас? Скажите лучше: вы что-нибудь понимаете?
— Пока нет.
— Самоубийство?
— Самоубийца не смог бы выдернуть острие косы из горла.
— Нет, это невыносимо! — Великанша могучей рукой энергично потерла лицо. — Кому понадобилась его смерть?
— Надо думать, убийце академика.
— Да разве не он убил деда? — закричала Софья Юрьевна.
— Из-за чего? Ну, мотив!
— Хотя бы… — она запнулась, — из-за чертовых этих жемчугов.
— Они принадлежали Саше! — запальчиво возразила Анна. — Там все, все принадлежало ему, сам дедушка сказал!
Иван Павлович заговорил задумчиво:
— Причина трех преступлений, по-моему, гораздо глубже. Завязка всей истории — в убийстве Полины. Дед и внук погибли как свидетели. Точнее, они о чем-то догадывались.
— Ну а ее за что?
— Это главная тайна… нечто инфернальное — идея «отца».
— Ну, Фрейд попер! Все эти подсознательные детские комплексы…
— Кстати о детях, — перебил математик, по какой-то потаенной ассоциации перекинувшись на другую тему, — вы не узнаете Рюмочку? — Плавный жест в сторону Анны.
— Что такое?
— Анна Рюмина, с которой Саша играл в прятки на своем семилетием дне рождения.
— Неожиданный поворот. — Ядерщица вперила тяжелый взгляд в Анну. — Рюмочка. Рюмочка… Да, пожалуй, так звучало… И какого ж вы, девушка, молчали?
— Я не помнила, мне было пять лет.
— Ну, так вспомнили? Каким образом?
— Когда увидела вчера мертвого Сашу в кустах возле колодца.
— Поневоле поверишь в игры дьявола. Как вы вообще попали в Вечеру?
— Ее сюда заманили, — пояснил Иван Павлович. — По телефону. Видимо, убийца.
— Но с какой целью?
— Пока неясно. Софья Юрьевна, по вашим словам, вы пошли за ведром на кухню…
— За каким ведром?
— Тогда, на дне рождения Саши.
— Ну и что? Тоша захотел свежей воды.
— И вы поспешили исполнить его желание. Простите, это не в вашем духе.
— Я тоже захотела! — отрубила она угрюмо, мрачно блеснули темные глаза. — И мне надо было умыться.
— А, вы же плакали. В ванной умылись?
— На кухне. Взяла ведро…
— Из окна кухни видна лужайка?
— Вы же знаете, что нет!
— Я не помню, как было, за тринадцать лет кусты разрослись.
— Ничего я не видела. Взяла ведро, в прихожей мы столкнулись с Александром Андреевичем — он спустился из кабинета с трубкой — и вышли к гостям.
— Как подробно вы все помните.
— Я всегда все… — Она осеклась, взглянув на Анну. — Дети все одинаковы… то есть одеваются теперь одинаково, попробуй различи.
— Я похожа на маму. — Анна доверчиво улыбнулась. — Правда?
— Не знаю… Ну, такая пышноволосая, белокожая, неприметная такая, молчаливая. Этой вашей бойкости и резвости в ней не чувствовалось. Значит, вы вспомнили труп Полины?
— Невесту в белом.
— А еще что?
— Голоса. Я где-то пряталась в кустах, услышала голоса и испугалась.
— И убежали?
— Пошла на лужайку.
— Нет, прав Тоша: молодое поколение еще даст нам жару. О чем говорили и кто?
— Не помню. Я видела только невесту.
— По методу ассоциаций, — пояснил Иван Павлович. — можно предположить, что у колодца говорили о сыне.
— О Саше? — Великанша беспокойно шевельнулась, заскрипев стулом. — Как вы это поняли?
— Выйдя на лужайку, Анна увидела папоротник в крови.
— Мы все видели кровь. И вы в том числе.
— Да, лужи крови, потоки. Анна же запомнила один алый цветок.
— Извивы памяти. Что вы хотите от младенца?