Смерть со школьной скамьи

— Не обращай на меня внимания, — сказала Инга примирительным тоном. — Меня иногда тянет покуражиться над тобой, поставить тебя на место. Когда еще я с настоящим ментом в кошки-мышки поиграю.

У Инги были темные, практически черные волосы ниже плеч, черные глаза, смуглая от природы кожа лица. На переносице проступали веснушки. Я никогда не думал, что у смуглых людей могут быть веснушки, но у нее были.

— Расскажи мне про «Изумрудный лес», что у вас там за контора была?

— Почему была, она и сейчас есть.

Ребенку стало скучно в кроватке. Он швырнул в нас маленький резиновый мячик, попал в пустую стопку.

— Не хулигань! — Инга взяла ребенка на руки. — Похож на меня?

— Маленькие дети не похожи ни на кого, они сами по себе.

— Ничего-то вы, мужики, в детях не понимаете. — Она вытряхнула из пачки сигарету, закурила.

— А ничего при нем курить?

— Пускай привыкает. Его ждет трудная судьба. Главное, чтобы по моим стопам не пошел.

— Инга, а за что ты в спецшколу попала?

— Мать свою убила.

— Серьезно?

— Конечно, серьезно. Она мне надоела до смерти, издевалась надо мной как хотела. Все своим собутыльникам меня предлагала за бутылку вермута или за папиросы. За ведро картошки как-то раз зимой отдала. Я подождала, когда наступит мой день рождения, и зарезала ее спящую.

— Тебе тринадцать лет было?

— Почти четырнадцать. Как раз тот возраст, когда начинаешь задумываться о дальнейшей жизни. У меня было два пути — либо подохнуть на этой свалке годам к тридцати, либо сбежать. Но просто так со свалки не убежишь. Если поймают и вернут назад, то забьют до смерти и захоронят в отвалах. Тогда я решила прикончить мамашу и сдаться милиции. Дождалась, пока подойдет мой день рождения, и за два дня до его наступления убила ее. Если бы еще недельку протянула, то огребла бы лет шесть зоны, а так три года в спецшколе — и на свободу!

— А брат твой, он как?

— Не знаю. Сидит, наверное. На свалке пройти через зону — это как в обычной жизни в армии отслужить… Давай сменим тему разговора. Тебе рассказать про «Изумрудный лес»?

Я кивнул в знак согласия.

— «Изумрудный лес» — это дом отдыха областного совета профсоюзов. В нем три жилых корпуса и общежитие для обслуживающего персонала. Два больших корпуса для всех отдыхающих, третий, маленький, — только для блатных. У Журбиной в нем был персональный номер люкс: две комнаты, санузел с ванной, телевизор, холодильник. В этом корпусе своя столовая, там готовят по специальному меню, к обеду подают бокал сухого вина. Ты пробовал когда-нибудь кетчуп? Я пробовала. Вкусная штука, с ним можно любую дрянь съесть.

— Что еще пробовала?

— Уху из стерляди, мидий в винном соусе, мясо всякое. Там ведь как: приходят отдыхающие в столовую, две ложки съели и пошли по номерам. Аристократы, мать их, все о фигуре заботятся! Икру не доедают, к вину иной раз вообще не притрагиваются. По обычаю, все не использованные продукты забирают повара и администраторы. А все, что осталось на столах, — это собственность обслуги. Придешь после праздника зал мыть — на два дня продуктов запасешься.

Она встала, переоделась у дверей в поношенный домашний халат.

— Там хорошо жилось! — продолжила Инга. — Работы немного, еды хватало, свободного времени полно. Я там книг перечитала целую библиотеку. Но если у наших гостей банкет, то тут держись! Пляски до утра, дым коромыслом, посуду перебьют, насвинячат — нам потом на целый день работы. Банкеты проводились только в нашем корпусе и только для наших гостей. В остальном доме отдыха никаких пьянок-гулянок. Спиртное можно купить только в баре с обеда и до восьми вечера. После одиннадцати отбой.

— А где Ленка работала?

— Вначале в общем корпусе администратором была. Потом к нам перешла.

На улице смеркалось. Инга уложила ребенка спать. Мы допили водку, подумали взять еще бутылку, но решили не злоупотреблять.

— Как-то раз Журбина вызвала меня к себе, — рассказывала Инга, — и стала подробно расспрашивать о спецшколе, о том, как я попала туда. И вот в тот момент, когда я призналась, что убила свою мать, у Валентины Павловны проскользнула легкая такая усмешка, едва заметная. Я на свалке видела один раз такую. Прибился как-то к нам бродяга и стал рассказывать нашему соседу дяде Вите, какой он в зоне крутой был. Тот слушал, слушал, усмехнулся и говорит: «Мне пятьдесят лет, из них я тридцать хозяину отдал, а ты мне заливать будешь, что по первой ходке в воровском углу спал?»

Она замолчала, рассматривая себя в оконном отражении.

— А что потом?

— Со мной или с бродягой? Меня Журбина после этого разговора перевела в маленький корпус, а бродягу мужики увели на отвал и закопали живьем, чтобы врал поменьше.

— Я вижу, у вас там с советской властью не очень.

— Какая советская власть на свалке, пошутил, что ли? Там все живут по своим законам: хибары строят где хотят, дети в школу не ходят, все поголовно промышляют стеклотарой да вторсырьем. Меня когда в спецшколу оформляли, то выяснили, что на меня нет свидетельства о рождении, а у матери никогда не было паспорта.

— А как же тогда тебе возраст определили?

— По справке из роддома.