Из полутемного коридора мы зашли в ярко освещенную большую комнату, лампы были вкручены попросту в патроны, подключенные открытой проводкой без всякой симметрии. На стенах шелушилась двухцветная масляная краска, я уж забыл, когда видел ее в последний раз, может быть, еще в армии. Пол, потолок, стены, все выглядело липким от грязи. Мебель оказалась неожиданной для такого места: у стены стоял остромодный диван в ретростиле, кожаный, с высокой деревянной спинкой, перед ним разноцветный стеклянный столик на сложной асимметричной ножке. С трех других сторон столик окружали кресла в форме накрашенных ярко-красных губ. В отличие от остального, мебель смотрелась относительно чистой. На диване сидел развалясь крепкий парень. Под рубашкой, расстегнутой на мощной груди, виднелся неясный кусочек татуировки. В кресле, слева от крепыша, расплывался толстяк. У всех на пальцах выбиты перстни, хотя едва ли кому-то больше тридцати.
— Починить чего хочешь? — сказал здоровяк. — У нас как раз горшок подтекает.
Я промолчал, глядя ему в глаза. Похоже, он был здесь главным.
— Шучу. Ты не против, Мотя глянет, нет у тебя с собой чего лишнего?
Я поднял руки, не отпуская рюкзак.
Микрофон и камеры легко спрятать где угодно, искать их без специальной аппаратуры пустое дело, так что уголовников, наверно, беспокоило оружие.
— Чистый.
— Все? Было нежно.
— Что в ридикюле? — спросил крепыш.
— Бельишко мое.
— Ну, ты поставь бельишко чуть в сторонку, так чтоб нам не быть нервными за беседой. Садись, будь как дома. Так зачем, говоришь, я тебе?
— Я говорил, мне в климат помягче надо.
— И кто же тебя ко мне послал?
— Принц.
— Не сходится. Знающие люди говорят — мертвый он, не повезло сегодня вечером. Выходит, от мертвого ты пришел?
— Можно сперва послать, потом умереть, правда ведь?
— Правда, но есть вторая беда, все его пацанчики — студентики, самому старшему половина твоего. Так откуда ты взялся, дедушка?
— От бабушки. — Я встал. — Драл ее, внучек, всю ночь, к утру устал, решил тебя проведать.
— Сядь где сидел, — сказал он негромко и спокойно. В руках появился пистолет, что-то вроде «Глока». — И не торопись, тихонечко так.
Дылда, пустивший меня, держал старый добрый ПМ. Толстяк громко лязгнул, заправляя ленту в пулемет Калашникова. У него был не РПК, по сути, автомат с удлиненным стволом, а именно полноценный пулемет под винтовочный патрон с примкнутой коробкой на сотню патронов. Внушительная вещь, хотя и глупая в помещении.
— Твой пухлый дружок любит большие штуки. Это просто так или он на что-то намекает?
— Много слов, дедушка. Так откуда ты нарисовался?
— Давай вместе подумаем. Если я конторский, то ведь, наверное, не один? Тогда у вас беда, выбраться не получится, и стволы вам только в минус. Убивать меня один вред, этого вам не забудут. Если же я не конторский, то убивать вроде и не зачем.
У крепыша заиграл телефон, слава богу, звонком, хоть на этот раз, стоял не Боря, а знаменитая джазовая мелодия.
— Ну, вы где? У меня. Точно он, вылитый с фото, даже еще красивей.
— Вот что, дедушка, есть на свете люди, которым ты нужен живым больше, чем мертвым. Я не с ними. Благодарность придет за любого, а мне с трупом даже удобней будет. Или могу пульку в колено, это вообще всем пофиг. Мужчина ты, говорят, дерзкий, умелый, так что не надо резкостей, не пугай нас, мы и так боимся. Свинка, глянь, чего там в сумочке. Мне так кажется, обманывает он нас насчет бельишка.
Он дернул затвор, уже досланный патрон вылетел, кувыркаясь. Так или иначе, шансов не было никаких. Один, с голыми руками, против трех вооруженных, лишние двадцать лет и десять килограмм, из положения сидя. Даже в три раза меньше, чем никаких.
— Я фигею, Желудь! — Толстяк справился с молнией рюкзака.
— Че там? — Он не отводил от меня ни глаз, ни дула пистолета.
— Бабки! Просто море бабок!
— Кроме?
— Чипы какие-то. «Хонг конг» написано.
— Тоже заберем, они тебе, дедуля, не понадобятся, тебе от них один вред будет.
— Легавым сдашь, паскудник?
— Самому стыдно. Хочешь, кончу тебя? Чтоб по понятиям?
На улице подъезжали машины, по звуку не меньше десятка, хлопали дверцы. Кто-то уже целил в меня через окно, в комнату набивались спецназовцы в полной сбруе.
— Руки вперед протяните, — защелкнулись наручники.
Один из вошедших, в сером костюме, похлопал Желудя по плечу и что-то шепнул.
— Со мной не пропадешь, — ответил довольный Желудь, — я ж скала.
— Эта скала у меня деньги забрала, там больше миллиарда. — Я решил подпортить праздник.
Меня подняли и торопливо толкали, бормоча: «Давай, давай, миллиардер, шагай», но я успел заметить, как Желудь недовольно скривил рот, открывая большой и желтый клык. Придется, дружок, делиться.