Смерть в адвокатской мантии

— Вы, Пауэрскорт, вы лично ответственны за это преступление! Исполняй вы свои обязанности должным образом, убийца давно был бы разоблачен и уже сидел бы за решеткой. А он все еще бродит на свободе и убивает, кого ему вздумается. Кроме того, прошу вас запомнить, что в этом учреждении, и особенно в этих стенах, ко мне следует обращаться, называя мое официальное звание — казначей! Так что вы можете мне доложить?

Пауэрскорт внимательно рассматривал потолок. Он всегда был против того, чтобы информировать клиентов о ходе расследования, поскольку окончательные выводы, как правило, противоречили начальной версии. Кроме того, Сомервилл тоже входил в число подозреваемых, хотя детектив не представлял, какая причина могла заставить казначея Куинза убивать своих коллег. Но если Донтси отравили не во время пиршества, оставалось только два места, где ему могли подсыпать яд: его собственный кабинет или же приемная Бартона Сомервилла, куда бенчеры заходили выпить бокал вина перед банкетом.

— В интересах расследования я не хотел бы ничего пока сообщать, — проговорил наконец он.

— Что вы сказали? — взревел Сомервилл, багровея от ярости. — Да как вы смеете скрывать от меня то, что вам уже известно? Ведь это я нанял вас! Это просто чудовищно!

— Не вижу ничего чудовищного, — сказал Пауэрскорт, из последних сил стараясь сохранить спокойствие. Теперь он твердо решил ничего не сообщать Сомервиллу. — Видите ли, мой опыт свидетельствует, что подозрения, возникающие на первых стадиях следствия, обычно оказываются ошибочными. По мере развития ситуации наши умозаключения меняются…

— Позвольте уточнить! — быстро перебил его Сомервилл, по-видимому вообразив, что участвует в прениях сторон на судебном заседании. — Под «развитием ситуации» вы, вероятно, подразумеваете убийство еще кого-нибудь из членов моей корпорации, причем исключительно из-за вашей некомпетентности?

Пауэрскорт только пожал плечами. Он прекрасно сознавал, что его спокойствие бесит казначея больше всего.

— Сожалею, но в данный момент удовлетворить ваше требование невозможно. Как только выяснится что-то определенное, я непременно вам сообщу.

Детектив вдруг даже ощутил жалость к этому напыщенному высокопарному человеку. Ведь если его почти перестали приглашать выступать в суде, значит, уменьшались и его доходы. А поскольку высокий ранг обязывает тратить довольно много, с деньгами у него, наверно, туговато. А тут еще эти два убийства. Теперь о нем всегда будут говорить: «Казначей Сомервилл? Это при нем убили двоих бенчеров?»

— Пауэрскорт, — окликнул его Сомервилл, причем тон его несколько смягчился. — Вы мысленно унеслись куда-то и, по-моему, ничего не слышите. Надеюсь, вы войдете в мое положение, — вздохнул казначей, сняв очки и протирая их ярко-голубым носовым платком. Похоже, начинались мирные переговоры. — Каждый день меня спрашивают, что нового относительно убийства Донтси. С сегодняшнего дня начнут осаждать вопросами уже о двух смертях. И что мне отвечать? Что я вообще ничего не знаю? Мои коллеги резонно спросят, зачем же мы пригласили детектива, который нам ничего не говорит? Вы меня понимаете?

Пауэрскорт кивнул. Кажется, ему удалось добиться перемирия на поле боя, хотя, скорее всего, скоро вновь жди перестрелки.

— О да, я понимаю, мистер Сомервилл. Я сделаю все, что смогу.

Пять минут спустя детектив уже был возле церкви в Темпле, там, где обнаружили труп Вудфорда Стюарта. К нему подошел пожилой сержант из команды Бичема, по возрасту годившийся старшему инспектору в отцы, если не в деды.

— Беднягу убили не здесь, — печально проговорил он. — Следы говорят, что тело волокли по земле. Мы сразу-то не поняли, что это за полосы, пока один констебль не вспомнил, как его избитого сослуживца вытаскивали после драки из портового паба. Похоже, тело притащили сюда из вон того здания напротив, а может, и из Куинза. Ужасная смерть, сэр.

Пауэрскорта удивило, что этот ветеран еще способен печалиться об убитом. Большинство из знакомых ему полицейских уже к тридцати годам, а то и раньше успевали нарастить толстый панцирь хладнокровия. Иначе как бы они могли работать, ежедневно осматривая трупы зарезанных в бандитских схватках Ист-Энда, утопившихся в Темзе, превратившихся в кровавое месиво на рельсах подземки, — всех убитых лондонцев, которые могли бы, воскреснув, выстроиться длинной вереницей вдоль Стрэнда, от Темпла до Уайтчепела.