Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! (сборник)

Эплби склонялся к тому, что такому отсчету времени можно доверять. Несомненно, чувство времени мистера Боуза привязывалось к чтению канонического текста.

– А затем мистер Клэй?..

На этот раз мистер Боуз просто посмотрел на секундную стрелку своих часов:

– Две секунды.

– Благодарю вас. Вы можете что-либо добавить?

Мистер Боуз смотрел на Эплби с явным смущением на лице. Он столь же смущенно взмахнул рукой.

– Здесь очень много зла! – произнес он.

Возможно, западный мир все еще казался мистеру Боузу – несмотря на растущее понимание работ мистера Джеймса Джуса – непостижимым с моральной точки зрения. Возможно, ему казалось, что он действительно сообщает Эплби нечто важное. Или же этот странный ответ представлял собой отговорку. В тот момент Эплби интересовали не столько слова, сколько сопровождавшие их взгляды. Глядя на очень смуглое лицо, легко говорить о сверкающих глазах. Но в глазах мистера Боуза сверкало нечто большее, чем просто огонек. Он и впрямь представлял собой почти неземное создание, этакий чистый лист, разумеется, обладавший в высшей степени созерцательным и высокодуховным характером. Однако Эплби, даже если и видел перед собой святого, подозревал, что за ним прячется тигр. Он подумал, что неплохо бы узнать, как живет этот мистер Боуз и чем он дышит.

– Вы брамин, мистер Боуз?

– Я воин!

В ответе, сопровождавшемся внезапным вздергиванием головы, присутствовало нечто большее, чем утверждение кастовой принадлежности. В нем содержалось понимание подтекста заданного вопроса, а также, возможно, угроза, какое-то обещание или вызов. Через секунду все это, казалось, уже исчезло, и перед Эплби стоял просто напуганный восточный гость.

Эплби решил, что последующие вопросы надо задавать на людях, поэтому он проследовал на главную сцену, прошел по ней, словно актер, собирающийся произнести монолог, и посмотрел на труппу.

– Мистер Клэй, сколько времени прошло между тем, как вы услышали выстрел и попали на заднюю сцену?

Клэй тотчас ответил:

– Семь секунд.

Это поразительно точно совпадало с оценкой мистера Боуза. Однако Эплби разыграл удивление:

– Вы уверены, что не меньше? Это кажется большим промежутком времени.

– Секунда после выстрела. Чуть меньше четырех секунд, чтобы пересечь сцену. Я отсчитывал время, пока не стало ясно, что игру надо остановить. Чуть меньше двух секунд перед занавесом – я все еще считал время. Доля секунды – проход за него.

– Мистер Клэй, – заметила герцогиня, словно спеша подтвердить достоверность слов ее гостя, – обладает непревзойденным чувством сценического времени. Полагаю, прошло именно столько времени, сколько он говорит.

Как бы то ни было, заявление герцогини стало единственным подтверждением, которое Эплби получил от актеров, поскольку все остальные находились за кулисами. Сурового вида человек, сидевший рядом с герцогиней, приложив руку ко лбу, вдруг высказал предположение:

– А как там прибор доктора Банни? Неужели он ничего не записывал?

– Сэр Ричард Нейв… мистер Эплби, – сказал герцог, торопливо представляя их друг другу.

Эплби ухватился за представившуюся возможность:

– Машинка, которая выдала одно из посланий? Она стояла здесь и записывала?

В это время Банни со смешанным чувством гордости и тревоги достал свой черный ящичек.

– Науке, – напыщенно начал он, – никогда не известно, для каких целей…

Нейв бесцеремонно прервал его:

– Цель одна: найти записанный интервал между выстрелом и последующей репликой мистера Боуза «Боже мой!». Нет сомнений, что он хотел позвать герцога.

Мистер Боуз энергично закивал головой. Он хотел позвать герцога. Эплби быстро завладел черным ящичком, хотя не очень-то верил в его «сыскные способности». Затем он стал размышлять.

Любой пробравшийся на заднюю сцену с целью убить Олдирна располагал пятью секундами, чтобы осуществить первую часть отхода – скрыться за занавесами. Но все это время он вполне мог находиться под неусыпным взором мистера Боуза. Мог ли кто-либо, желавший похитить документ, решиться на такое? Эплби казалось, что нет – по крайней мере, не ради такого документа. Можно, конечно, вообразить документ – например, запечатанное письмо с информацией о тяжком преступлении, – который стоит добыть таким кровавым и опасным способом. Однако документ государственной важности похищают не в каком-то импульсивном порыве и не из чувства самосохранения. Им почти наверняка овладевают ради чистой наживы или же, что менее вероятно, из-за тщеславия. К тому же, как заметил премьер-министр, привычные к таким делам субъекты не убивают. Конечно, нет, когда есть огромная вероятность того, что их обнаружат. Эплби все больше склонялся к тому, что убийство Олдирна как с точки зрения драмы на сцене, так и с учетом театральных посланий, представляло собой нечто совершенно иное. Шпионская же версия являлась чистой фантазией, порожденной тем фактом, что многие знали, что у покойного имелся важный документ и он охранял его пусть и необычным, но действенным способом.