Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! (сборник)

Эплби перешел к осмотру гардероба покойного. Процесс представлялся ему довольно важным, поскольку он прервал Готта, рассеянно пошутив:

– Послушайте, Джайлз… А если вы все заодно? Двадцать семь заговорщиков затеяли эту постановку «Гамлета». Но зачем двадцати семи субъектам убивать лорд-канцлера?

– Затем, – печально ответил Готт, – что лорд-канцлер – матерый шантажист, который прячет двадцать семь микропленок с компроматом под париком и накладным лбом… Ну что, готовы слушать?

– А где он прятал оригиналы компромата? – серьезным тоном спросил Эплби, разглядывая старую и полинявшую охотничью шляпу. – Ладно, не обращайте внимания. Я готов.

– Всего присутствовал тридцать один человек. Минус Олдирн – тридцать. Герцогиня и Клэй на главной сцене – двадцать восемь. Старик Коуп, подозреваемый «наверху», если угодно – двадцать семь. Двадцать семь подозреваемых «внутри». Плюс к тому встает вопрос, кто за кого сможет поручиться. Элизабет, Ноэль Гилби, девушка по имени Стелла Терборг и я сможем поручиться друг за друга: мы стояли группой. Я также смогу поручиться за одного из лакеев: я видел его боковым зрением, когда раздался выстрел. Вы также столкнетесь с другими, более или менее подтвержденными алиби, однако вы также обнаружите, что люди окажутся на удивление растерянными и сконфуженными. Отбросим версию о члене Королевской академии художеств, стреляющем сверху. Я не верю в чью-то абсолютную безрассудность. Убийца знал, на что шел. В подобных обстоятельствах кажется невероятным, до какой степени каждый находящийся за пределами сцены замыкается в себе, поскольку актерское мастерство требует удивительной точности даже от самого спокойного любителя. Можно осмелиться предположить, что убийца в деталях знал психологию толпы, вроде этого Нейва или рекламщицы Сэндис.

– Подозрения множатся и опутывают нас, – произнес Эплби. – Нейва я отметил, а рекламщицу еще не успел.

– Не знаю, много ли пользы от моих рассказов о людях, которых вы видели лишь мельком. Однако я собирался сказать нечто о труппе в целом и о попытках что-то нащупать. О труппе у меня сложились два противоречивых мнения. Первое: она особенно умело и искусно подобрана и представляет собой конгломерат, где каждый элемент дополняет друг друга. Второе – боюсь, полностью противоречащее первому, – состоит в том, что с самого начала все действовали друг другу на нервы. А послания… тоже сделали свое дело. Еще слово, и я перейду к таким тонким материям, что покажусь фантазером. Возможно, лучше всего вернуться к утверждению, что все увязывалось с пьесой – самое первое, что я вам сказал. Убийство каким-то образом вплеталось в пьесу, а пьеса в некотором роде переплеталась с труппой. Дело не в том, что мы играли на сцене, хотя это иногда порождает удивительную застенчивость. Я имею в виду особую атмосферу, создавшуюся вокруг именно этой постановки «Гамлета». Мы переносили заключенные в пьесе конфликты за обеденный стол – что-то в этом духе.

– Понимаю, – сказал Эплби. Он не опасался, что у Готта сложится впечатление, будто он невнимательно отнесся к этому сложному объяснению, даже когда он коротко добавил: – Ну что ж, если обратиться к чему-то более конкретному, то, думаю, нет сомнений в том, что наш друг Счастливчик также поприсутствовал здесь. На самом деле я подозреваю, что это его шляпа.

С этими словами он легко ударил по заинтересовавшему его котелку.

– Шляпа Счастливчика? А почему не Олдирна? Вполне респектабельная шляпа, как говорится.

– О, в таких делах Счастливчик чрезвычайно респектабелен. В последний раз, когда я его видел, он выглядел более чем респектабельно и был при шляпе. Это не шляпа Олдирна, потому что она не подходит по размеру. Взгляните на гардероб. Вероятно, она принадлежит Счастливчику, поскольку я видел, что он делал – пытался улизнуть. Когда я несколько часов назад видел его за этим занятием, у него на голове был цилиндр, однако, похожий на складной. Понимаете, Джайлз?

Джайлз понимал, но не совсем.

– Он специализируется на «очистке» больших домов, когда там устраиваются масштабные приемы. Чтобы проникнуть в спальни, лучше всего сойти за слугу. С полдесятка людей, вероятно, привезли с собой камердинеров и камеристок, и некоторые из них совершенно незнакомы здешней обслуге. Темное пальто, соответствующий шарф, аккуратный котелок в руке, походка дворецкого – и Счастливчик вполне мог проникнуть в эту спальню или какую-то другую. Закончив свои делишки, он избавляется от котелка, достает складной цилиндр, который легко спрятать на себе, прячет шарф в карман, расстегивает пальто, под которым надет изящный фрак, после чего начинает вращаться среди изысканной публики, пока его вежливо не попросят удалиться.

Готт вздохнул:

– Вы хорошо изучили повадки своих друзей. Второй раунд за вами. Однако не слишком ли много внимания вы уделяете этим вещам?