Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! (сборник)

Таким образом, я говорю, что решение откладывалось на долгий срок при отсутствии ответа на вопрос: демонстрировалось ли что-нибудь еще, кроме мотива? И этот вопрос должным образом не рассматривался. Так получилось, что в определенный момент ответ на него оказался у меня под самым носом. Вы поймете излагаемую мной точку зрения, хотя изложить ее – это на самом деле предугадать. В этом деле присутствовал элемент тщательно спланированного поединка. Преступник выставлял напоказ некоторые вещи, которые можно было заметить или не заметить. На самом деле он вводил извращенный соревновательный элемент. И во время совершения всех своих действий преступник не сделал ни одной ошибки: улика находилась лишь там, где она подбрасывалась.

Однако теперь позвольте мне задать некоторые вопросы в том порядке, в каком они возникали.

Почему лорда Олдирна убили посреди постановки «Гамлета»? Это первый вопрос, и не понадобилось много времени, чтобы понять, что он недостаточно точно поставлен. Лучше сформулировать его так: почему лорда Олдирна убили в третьем акте, четвертой сцене, на двадцать третьей строке «Гамлета», поставленного в Скамнуме? Вот тогда появлялся очевидный ответ: потому что лорд Олдирн находился один в небольшом замкнутом пространстве и потому что в тот момент все в пределах слышимости ожидали, что он станет действовать определенным образом. Он должен был позвать на помощь.

Теперь из заключения экспертов – полагаю, из наличия микрочастиц пороха – нам известно, что лорда Олдирна застрелили с довольно близкого расстояния. Отбросив вероятность того, что в него стреляли сверху, становится ясно, что убийца вышел на середину задней сцены. Здесь возникает второй вопрос. Зачем убийца сделал это? Зачем отказываться от безопасного прикрытия занавесов, откуда тоже можно выстрелить, и выходить, весьма вероятно при этом попадая в поле зрения суфлера? Три вещи предлагают ответ: послания, ответ на первый вопрос и некоторое навязчивое воспоминание о балете «Предзнаменования», о котором мне поведал мистер Эплби. Мистер Эплби вспомнил Судьбу или Участь, чью угрожающую фигуру внезапно замечаешь стоящей на краю сцены. Судьба, воздаяние, месть – вы видите, какую цепочку выстроил мистер Эплби. Вы также видите, что должно было произойти на задней сцене. Мститель, уже столь явно угрожавший Олдирну посланием, подброшенным в его машину, должен был выступить вперед, несмотря на огромный риск быть замеченным мистером Боузом, и лицом к лицу сойтись со своей жертвой. И вы представляете особое наслаждение, которое сулило это действие. В те предсмертные секунды, когда Олдирн узнает напавшего на него и его намерения, он окажется беззащитным. Он мог бы позвать на помощь словами, машинально пришедшими ему в голову, – и никто в зале не усомнился бы в том, что это слова зовущего на помощь Полония: «Помогите! Эй!» И это со структурной точки зрения объясняет, почему убийство произошло именно в этом месте «Гамлета», и относительно этого любое декоративное представление о манифестации присутствующего в пьесе мотива являлось вторичным. Все это было задумано с дьявольской изощренностью.

Готт умолк – и умолк посреди гробовой тишины. На какое-то мгновение кошмар сгустился снова, даже несмотря на то что он начал рассеиваться. Но вскоре Готт продолжил – тихим, почти неохотным тоном:

– Полагаю, что мистер Эплби, хотя он об этом ничего не скажет, додумался до всего этого гораздо раньше меня. Однако следующий пункт удалось раскрыть мне. Так же, как он ощущал смутные параллели с «Предзнаменованиями», так и меня не покидало навязчивое ощущение по поводу постановки, что что-то пошло не так. Эффект получился не таким, каким задумывался. Я долго ломал над этим голову и не мог найти какого-либо объяснения. По направленности против лорда Олдирна все было продумано досконально. Затем я заметил, что чего-то не хватало в другом аспекте – в аспекте преподнесения публике. Публике наверняка что-то представлялось: мы все разделяли уверенность в наличии показного элемента. Работал человек с артистическим складом ума, и я чувствовал, полагаю, сосредоточившись на театральных эффектах, что из идеальной схемы выпало что-то, чего не смог устроить этот дьявольски изощренный ум. И наконец я нашел это недостающее звено. Состояло оно в том, что убийство заявило о себе пистолетным выстрелом. Выстрел потрясает сам по себе. Однако все выглядело бы куда более эффектно, если бы Гамлет отодвинул занавес, как это предусмотрено ходом пьесы, и обнаружил бы, что Полоний-Олдирн действительно мертв! Почему Олдирна убили так «шумно»? Не лучше ли, например, тихо ударить его ножом и оставить лежать, чтобы Гамлет открыл его публике? Некоторое время я размышлял над этим вопросом и нашел его, как, возможно, сделаете и вы, довольно странным: утонченной игрой воображения. Так что я на время отложил его в сторону. Я не осознавал, что, размышляя над ним, я размышлял над сутью дела.

Готт снова умолк.