Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти!

– Он вас приглашает, – продолжил Ноэль, повернув книгу, чтобы рассмотреть иллюстрацию. – Поедете?

Готт покачал головой.

– Полагаю, что я буду в Гейдельберге, – мрачно ответил он.

– Хм! – Ноэль явно перенимал манеры лорд-канцлера, подсмотренные за чаем. После паузы он добавил: – Мне подарят новое ружье двенадцатого калибра.

Среди сверстников-технократов Ноэль выделялся своим «эстетизмом». Обычно он только и говорил что о молодых поэтах. Он издавал для них журнал и писал передовицы с обсуждением Андре Бретона и Марианны Мур. Ходили слухи, что он был на чаепитии с мистером Эзрой Паундом. Однако атмосфера Скамнума, казалось, вернула его к «истокам». Он проникся местным колоритом – или тем, что представлялось колоритом его резвому воображению. Он читал Сёртиса и Бекфорда, писал заметки о винтовке Фергюсона. Он говорил со старшим конюхом об уходе за лошадьми. Он часами пропадал в арсенальной, беседуя с ее одноглазым куратором.

– Наверное, какая-нибудь игрушка, – сказал Ноэль и, видя, что эта тема не вызвала интереса, добавил: – Почему вы не взяли коктейль?

– Привычка, – ответил Готт. – Старики в колледже Святого Антония не пьют коктейли перед ужином, и это вошло у меня в привычку. – Он снисходительно улыбнулся своему бывшему студенту. – Я уже в том возрасте, Ноэль, когда привычки берут свое.

Ноэль посмотрел на него с серьезным видом.

– Полагаю, что вы стареете, – сказал он. – Сколько вам лет?

– Тридцать четыре.

– Слушайте! – воскликнул Ноэль. – Вам же скоро сорок.

– Совсем скоро, – холодно ответил Готт.

– Знаете, – начал Ноэль, – по-моему, вам надо…

Он осекся, заметив в дальнем углу террасы фигуру в смокинге.

– Вот идет ваш приятель Банни. Оставляю ученых мужей наедине. Разговор о пунктуации Шекспира пойдет вам на пользу.

– Мой приятель кто?

– Банни. Доктор Банни из Освего, США. Ему не терпится познакомиться с настоящим членом Британской академии. Полагаю, – невинным тоном добавил Ноэль, – что для тридцати четырех лет это неплохо, а? Ну, пока-пока, папуля Готт.

С этими словами мистер Гилби удалился.

Готт подозрительно смотрел на приближавшегося доктора Банни. Тот нес в руках довольно большой черный ящичек, который он поставил на стол перед тем, как обменяться рукопожатием с Готтом.

– Доктор Готт? Рад познакомиться. Меня зовут Банни, Банни из Освего. Мы с вами коллеги в одной большой области. Пусть процветает знание.

– Здравствуйте. Именно так, – ответил Готт, и его лицо приняло улыбчивое, заинтересованное и настороженно-понимающее выражение, являющееся защитой, к которой англичане прибегают в подобных случаях. – Вы приехали из-за пьесы?

– Из-за фонологии пьесы, – поправил доктор Банни. Он повернулся и щелкнул выключателем на черном ящичке. – Скажите «на дворе трава», – тихо произнес он.

– Что-что?

– Ничего. На дворе трава.

– О! На дворе трава.

– А теперь «бежит безвозвратное время».

– Бежит безвозвратное время, – произнес Готт со скрытым негодованием доброго пуританина, принужденного к богохульству.

– Спасибо.

Банни повернулся и щелкнул еще одним выключателем. Черный ящичек тотчас затараторил: «Скажите на дворе трава что что ничего на дворе трава о на дворе трава а теперь бежит безвозвратное время бежит безвозвратное время спасибо».

Банни расплылся в улыбке.

– Это высокоточный диктофон Банни. Позже, разумеется, – вкрадчиво пояснил он, – все переносится на бумагу.

– На бумагу. Конечно же.

– Переносится на бумагу и анализируется. Доктор Готт, примите мою благодарность за дружеское содействие, без которого невозможно развитие науки. Словами окрыляются умы. Напитки подают?

– Херес и коктейли в библиотеке.

Когда доктор Банни исчез из виду, Готт решил попрактиковаться в скороговорках.

– Колпак! – сказал он. – По-колпаковски колпак переколпаковать!

– Джайлз, что это вы кудахчете, яйцо снесли или что?

На террасу выплыла леди Элизабет Криспин, держа сморщенную вишню на коктейльной соломинке.

– Всего лишь пытался сказать кролику, что о нем думают лягушки, – туманно ответил Готт, с трудом подыскивая жалкое академическое объяснение. – Аристофан…

– Аристофан! Вам разве Шекспира мало?

– В самый раз. Аристофан, Шекспир, а между ними Банни.

– Так это Банни, да? Вы говорили ему в черный ящик?

– Да. Банни, выбитый из бани. Как он сюда попал?

– Мама познакомилась с ним на каком-то приеме. Она сказала пару слов в его черный ящик и пришла в совершенный восторг. Он упрячет в свой ящик всю пьесу, а когда вернется домой, прочтет лекцию о гласных, согласных, фонемах и всем прочем. Только мама думает, что в нем есть что-то зловещее.

– Зловещее?

– Шпион в черном или что-то такое. Государственные тайны исчезают в черном ящике. Скушайте вишенку, Джайлз.

Готт разжевал вишню. Леди Элизабет уселась на широкую каменную балюстраду.

– Еще один жуткий закат, – сказала она.

– Да уж! – воскликнул Готт, ободренный подобным единомыслием. Однако Элизабет вернулась к американцу:

– Полагаю, Банни цитировал вам античных классиков и распространялся о развитии науки, так?

– Да.

– А вы смотрели на него с вежливым интересом профессора Святого Антония?

– Да… То есть, конечно, нет.