Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти!

– Лорд Олдирн был смертельно болен. Однако откуда вдруг такие страсти вокруг обсуждения медицинских тонкостей диагностики между Нейвом и доктором Биддлом в разговоре, подслушанном в зале мной и мистером Эплби? Я припоминаю, что они говорили. Нейв сказал: «Явно локализованная форма. Леонтиаз костный». А доктор Биддл ответил: «Леонтиаз раскосый! Простая, генерализованная болезнь Педжета». И по поводу этого Нейв жутко разозлился. Почему? Ну, я не хочу и не могу вдаваться в медицинские тонкости. Скажем, было так. Нейв, по существу, говорил следующее: «В тот момент, когда я собирался нанести удар, я вдруг вспомнил полузабытую общую медпрактику. Я увидел, что хочу пробить патологически толстый и плотный череп, напоминающий слоновую кость. Поскольку я не мог рисковать, я отбросил крест и вместо этого выстрелил». А доктор Биддл, в сущности, ответил вот что: «Вы ошиблись. Череп, конечно, аномально толстый, но отнюдь не аномально плотный – скорее, наоборот». Другими словами, Нейв использовал револьвер и тем самым свел на нет предполагаемый эффект, поскольку, внезапно убедившись в смертельной болезни Олдирна, из-за недостатка знаний не смог поставить, так сказать, «молниеносный» диагноз. Он предполагал, что ударит по чему-то вроде бильярдного шара. На самом деле это было не так. Его удар вполне мог достичь цели. И эта ошибка уязвила его тщеславие. Доктор Биддл говорит мне, что если бы Нейв основательно не подзабыл общую медпрактику, он бы давным-давно определил недуг Олдирна по характерной сгорбленной походке и другим симптомам.

Именно вопрос о внезапном изменении плана является наиболее яркой отличительной чертой дела. Именно там преступник столкнулся с непредвиденным. И именно там он мог быть схвачен, так сказать, случайно, нежели по уликам и намекам, которые он добровольно предоставлял. Компетентный человек – проницательный судмедэксперт, – послушав профессиональные разговоры в зале, полагаю, мог бы сделать на основании этого далеко идущие выводы. В любом случае именно здесь становится очевидной вся причудливость и извращенность дела. Рассказывая о нем ради красивости и интриги, здесь вполне можно бы и закончить. Тем не менее существует еще один немаловажный фактор, который я должен разъяснить.

Даже с учетом всего этого в деле против Нейва существовала загвоздка, некая нестыковка. Мистер Эплби, как вы помните, в своем расследовании достиг определенного этапа, на котором он исключил возможность совершения преступления одним человеком. Анализируя события, связанные со смертью Олдирна, с точки зрения того, что было известно и доказано касательно передвижений людей, он выяснил, что никто не мог совершить всех действий один. У убийцы должен был быть сообщник. Был ли он у Нейва? Преступление, которое ему вменяется – воплощение своей фантазии в реальность, – не из тех преступных деяний, где можно ожидать наличие сговора. Тогда что же представляло собой истинное положение вещей? Нельзя было доказать, что Нейв не мог отправить любое из посланий. Нельзя было доказать, что он не мог убить Олдирна. Нельзя было доказать, что он не мог убить Боуза. Однако можно было убедительно доказать, что он не мог напасть на доктора Банни. В момент нападения Нейв разговаривал в зале с леди Элизабет, мистером Эплби и мной. Казалось бы, что логично в первую очередь искать вероятного сообщника Нейва. Но сообщника у него не было.

Рассмотрим взаимоотношения всех этих событий, на которые опирался мистер Эплби при использовании метода исключения. Послания явно согласуются между собой и связаны с убийством Олдирна. Вне всякого сомнения, отправлявший их субъект прямым образом замешан в этом убийстве. Затем возьмем смерть мистера Боуза. Ей существует лишь одно разумное объяснение: его убили потому, что он что-то знал о смерти Олдирна. Вот теперь мы подходим к нападению на доктора Банни.