Смерть в белом халате

— На тебя жара тоже действует! — усмехнулся Заурский. — Это ты так причинно-следственные связи выстроила?

— Ну, показалось. Не знаю, что и думать про Германа Николаевича.

— Пусть тебе больше не кажется. Опирайся на факты. В общем, тебе надо как-то оказаться в больнице, на месте преступления, найти свидетелей, изучить ситуацию досконально, добавить версии, но без твоего любимого тумана, пожалуйста.

— Руку ломать предлагаете? Как я иначе в больнице окажусь?

— Сорнева, сегодня явно не твой день! Иди для начала к Тымчишину, пусть он тебе расскажет о своих ощущениях про отделение травмы, а потом думай. Я тоже без дела сидеть не буду. Если что, сразу тебя наберу или сообщение отправлю.

Вот те раз! Как про юбилеи парка, где можно потом полгода бесплатно на качелях качаться, рассказывают другие. Они же ходят на всякие презентации, пьют шампанское, пишут заказные материалы. А как убийство или еще какое-то происшествие, так это «рабочая лошадь» Сорнева, нате, пожалуйста. Хотя ее, конечно, воротит от заказухи, и бесплатное катание на аттракционах ей абсолютно не интересно. Только вот как проникнуть в больницу? Сегодня больницы и прочие медицинские учреждения охраняют, как оборонку, ее редакционное удостоверение всех только напугает.

Господи, она и правда с «дымовой завесой»! У нее же есть палочка-выручалочка — Галина Ивановна, секретарь главврача. Она и выпишет ей пропуск в отделение, а к кому она пойдет, это дело техники.

— Ну, чего там? — оживился Тымчишин, увидев Юлю.

— «Дымовая завеса», — вздохнула она.

— Не понял. Какая завеса? Где? Ты после Заурского так путано объясняешься?

— Вадик, ты можешь мне помочь?

— А чем я, по-твоему, целыми днями занимаюсь, подруга? Помогаю тебе и твоим сумасшедшим.

— Каким сумасшедшим, Вадик?

— Бабке Колокольцевой люстру прикручиваю. Это разве не сумасшествие?

— Ты сам, Вадичек, во всем виноват.

— Ну, спасибо, Юльчик! Я ее, как дурак, тут жду, волнуюсь, хочу пожалеть после того, как главред ей шею намылит, и вот она благодарность!

— Вадик, не обижайся, — примиряюще проговорила Юля. — Мне помощь твоя очень нужна. Очень.

— Опять за Архиповым гоняться? Не поеду, — заупрямился он.

— Нет, ты мне можешь помочь, не отрываясь от своего стула.

— Суши заказать? Я, между прочим, есть хочу.

— Я сама закажу суши для тебя и оплачу.

— С чего это вдруг аттракцион неслыханной щедрости? — подозрительно прищурился он.

— Вадик, ты в прошлом году руку ломал?

— Ломал, — осторожно ответил он, ожидая подвоха. Сорнева хоть и подруга, но ухо с ней надо держать востро.

— А кто тебя лечил? Кто врачом лечащим был?

— Так зав, Колька Окуневский.

— Он для тебя Колька?

— Ну, мы общались накоротке и даже бутылку коньяка выпили, когда меня выписывали.

— Отлично! Ты мне нужен как важный свидетель!

— А что, коньяк был плохой? Есть жалобы?

— Примитивная ты личность, Тымчишин! Что мне твой коньяк? Ладно, про примитивную личность шутка, неудачная, — уточнила Юля. — Наверное, шутить сейчас грешно. Убили сегодня утром врача Окуневского.

— Как убили? Ты ничего не путаешь? — поменялся в лице Вадик.

— Убили, — повторила Юля. — Вадик, мне нужно, чтобы ты вспомнил то время, когда ты лежал в травматологии, и все про этого, как ты говоришь, Кольку. Какие суши тебе заказывать? — о своих обещаниях Юля никогда не забывала.

Глава 15 Две линии жизни Любимки

Его детство было счастливым: для матушки и двух ее незамужних сестер мальчик был светом в оконце, его так и называли ласково — Любимка. Женщинам нравилось наряжать малыша в платья, а на белые кудри повязывать бантик. Любимке нравились походы с тетушками в баню, где его тело тщательно мыли, и ему было щекотно и смешно. Он с интересом наблюдал, как моются взрослые женщины, наполняя шайки водой, сидя на длинных скамейках и намыливая белые мочалки. В царстве пара и причудливо изгибающихся голых женских тел, в шуме воды и голосов, старающихся перекричать друг друга, мальчик ощущал особую наготу чувств и желаний. И потом он с любовью вспоминал эти картинки детства.

Почему в их семье нет мужчин, Любимку не интересовало, тепла и любви ему хватало сполна. Он так и «застрял» на материнской стороне, которая всегда противилась расставанию.

Любимка не понимал отношений с женщинами, его всегда тянуло к мужчинам, у которых были твердость, заботливая власть и прочность. Уже потом Любимка начитался в книгах, что культ мужского тела существовал в Древней Греции, а женщин в древности и вовсе не считали за людей. Женщины в античном мире были существами второго сорта, поэтому людям, желающим любви равной, взаимной, смешанной с уважением полового партнера, оставалось любить только мужчин. Любовь между мужчинами была возвышеннее и изысканнее, чем любовь к женщинам. Поэты воспевали союзы искушенных жизненным опытом мужей с молодыми красивыми юношами, а философы сочиняли трактаты о пользе таких изысканных отношений, которые служат высоким целям. Считалось, что качества мужчины, его геройство передаются любимому мальчику и тогда из абсолютно чувственного акта возникает душевное взаимодействие индивидуальностей.