Смерть в белом халате

— Какое вот дело, — Галина Ивановна смущалась. — Оказывается, Герман Николаевич в командировке был, и как-то получилось, что я была не в курсе. Старею, что ли?

— Да что вы такое на себя наговариваете! — возмутилась Юля. — Вы еще сто очков вперед дадите всем молодым. Я знаю, как вас Герман Николаевич очень ценит. Бог с ней, с командировкой, разберетесь, думаю. А лучше вас за начальством никто не присмотрит, вы это делаете великолепно.

Галина Ивановна зарделась от удовольствия.

— Мне тоже с ним хорошо работается. Юль, — она ответила на телефон, — проходите, Герман Николаевич вас ждет.

— Ну что, искательница сенсаций, как твои дела, как давление? — с улыбкой спросил Архипов, едва она вошла в кабинет.

— А у меня что, были проблемы с давлением?

— Проблемы с давлением у твоего отца, а гипертония передается по наследству. Я ваш семейный доктор, и теперь за тобой буду приглядывать, а то разъезжаешь по дорогам, бомжей каких-то собираешь. — Он, как всегда, был в приподнятом настроении.

— А, Герман Николаевич, это вы себя имеете в виду? — догадалась Юля.

— Конечно. Вот вынужден врать на старости лет Галине Ивановне и всем окружающим, что был в командировке. Приказали молчать.

— Меня тоже попросили не распространяться.

— Теперь нас с тобой, товарищ журналист, объединяет военная тайна. Кстати, а почему ты меня начала искать?

— Вы не поверите, Герман Николаевич, но мне на горячую линию газеты позвонила женщина и сказала, что вас должны убить.

— Позвонила женщина?

— Да. Для меня это до сих пор остается загадкой.

— Странно. Юлька, но весь мир — одна большая загадка.

Архипов говорил весело, с воодушевлением и не знал, куда деть руки. Бумага со стола вдруг разлетелась в разные стороны, ручка сломалась, а чашка с кофе неуклюже перевернулась, залив коричневой жидкостью все вокруг. Но Герман безмятежно улыбался, глаза его блестели.

«Боже мой, да он, кажется, влюблен!» — поймала себя на мысли Юля.

Архипов словно светится изнутри. Наверное, это великое счастье, так увлечься, будто мальчишка.

— Что-то у меня сегодня все из рук валится, — поделился он. — Просто рассыпается на глазах.

— Боюсь, что это не лечится, доктор.

— Лечится все, Юлечка, главное, поставить правильный диагноз.

— Герман Николаевич, я вообще по делу пришла, проконсультироваться. Вы знаете, что убили доктора Окуневского.

— Да, конечно. Это первое, о чем мне сообщили.

— Я собираю материал об убийстве, и мне нужна ваша помощь.

— Юля, о покойниках либо хорошо, либо никак. Николай Петрович был сложным человеком. У меня были непростые с ним отношения, но мне жаль, что он умер, убит. Ко мне сегодня следователь обещал подойти и вопросы свои задать. Для больницы это грустная история, убийство в процедурном кабинете, прямо детективный роман. Может, не нужно о таком писать?

— Доктор, ну вы же гнойники вскрываете, чтобы дать облегчение больному? У нас, в журналистике, свои «гнойники». Вот, смотрите, городские события за последнюю неделю: жена заказала бандитам избиение мужа, молодой человек убил свою девушку. Ну и убийство Окуневского. Это что, люди перестали быть людьми? Это чья зона ответственности: медиков, журналистов, педагогов? Как об этом не писать? Как молчать? Тем более что… — она осеклась и посмотрела на Архипова, который «уловил» ее недосказанность сразу.

— Юля, ты сказала «а», говори «б».

— Не могу я «б» говорить. У меня своя военная тайна.

— Давление сейчас поднимется у меня, Юля. Если речь идет о клинической больнице, я должен знать. Что-то произошло еще?

— Герман Николаевич, я не могу.

— Послушай, девочка, я тоже могу хранить тайны, как и диагноз больного. Но мне совсем не хочется, чтобы какие-то воспалительные процессы больницы проходили у меня за спиной. Я сегодня и так держу оборону, есть варианты, что нашу больницу могут объединить с медицинским центром Борянкина.

— Борянкина? Господи, как тесен мир!

— Что ты имеешь в виду?

— Да мне нужно сделать интервью с ним о развитии городской медицины.

— Интервью — это твоя работа. А мне нужно, чтобы Борянкин нас не проглотил, не подмял, потому что для людей будет только хуже, и я буду стоять насмерть. В этом контексте любой негатив будет Борянкину только на руку.

— Герман Николаевич, но вы мне тогда дайте слово…

— Ты могла бы об этом и не говорить. Я никогда еще не кидал слов на ветер.

— Хорошо.

И Юля начала рассказывать про то, как оказалась на шестом этаже и что она увидела в отделении пульмонологии.

— Юля, ты ничего не путаешь? Этого не может быть! — Архипов выглядел растерянным.

— Герман Николаевич, вы сам порядочный человек и верите в порядочность других. Вы же не думаете, что я сошла с ума и мне все это показалось? Какие-то подпольные операции проходят у вас под носом.

— Как, ты говоришь, фамилия медсестры?

— Иволгина.

— Так, понятно. — Он нажал кнопочку на коммуникаторе. — Галина Ивановна, найдите мне Светлану Иволгину с пульмонологии, пусть зайдет.

— А что сказать, по какому вопросу? — поинтересовалась секретарь.

— По личному.

— Юля, и ты бы ничего не сказала мне про эти операции, если бы я не припер тебя к стенке?