Смерть в Берлине. От Веймарской республики до разделенной Германии

Боаз Ньюман говорил, что идеи такого типа (встречающиеся не только в нацистской поэзии, но и, как он показал, в работах философов, географов, биологов и других ученых Третьего рейха) отвергают различия между человеком и природой, а это ведет к новой концептуализации самого космоса262. В то же время в предложенном Брокмайером образе неоспоримо присутствие евхаристии (вино и хлеб) и воскресения («Поднимитесь из ваших мрачных могил»), и, следовательно, этот образ тесно связан с долгой историей христианства. В сущности, правоверные нацисты, такие как Брокмайер, переосмысляли древний репертуар символов, основываясь на многовековом христианском идеале трансцендентной смерти, романтических понятиях органичного и гармоничного союза между людьми и природой, а также на мощном символическом наследии священной крови263. Сознательно или нет, они трансформировали старые символы, смешивая их с вполне современными фантазиями о расовой чистоте.

То, что такие концепции жизни после смерти имели сильное гендерное измерение, еще сильнее подчеркивает их космологическую функцию264. В стихотворении Брокмайера сказано об «отцах и матерях моего рода», но посвящено оно все же «Отцам». В этом смысле стихи представляют мужское начало как главную жизненную силу, преобразующую мощь, передаваемую через кровь от поколения поколению. Нередко нацистская мысль приписывала маскулинные признаки и самой крови: немецкая земля немецкая потому, что «пропитана незабвенной, героической кровью мучеников»265, а эти мученики, будь то погибшие участники Первой мировой или сторонники партии в ее «период борьбы», были мужчинами. Земля же вообще – «мать живых и мертвых»266, «вечно плодоносное лоно», которое «вскармливает [Германию] из нескончаемого источника»267. Земля – это «мать-земля для мистического “народа”»268. В приведенной ниже квазиэротической хвалебной песне земля («Мать»), «живая» благодаря крови мертвых, «дает жизнь» новой Германии:

Я наклонился к земле подо мною,
Благословил ее плодородие и сказал:
Потерянный, вырванный из тебя, я как земля под паром.
Я иду домой, о Мать, забери меня назад.
Тогда пробудился поток старой крови,
Что спал в тишине темных шахт.
Он задрожал и поднялся, раздулся и взлетел,
И побежал по венам – огненное море.
И из комьев, оторванных от сердца земли,
Кровь вырвалась с жаром и вспенилась, фонтанируя плодородием,
Как будто внутреннее и внешнее слилось воедино!
И взметнувшийся красный флаг нового семени
Стал развеваться в воздухе, издавая шум овации.
Так новый Рейх вырос из крови и почвы269

.

Свидетельство такого рода говорит о том, что склонность фокусироваться прежде всего на связанных с солдатской смертью риторике и образах привела к тому, что при нацизме была упущена более широкая реконцептуализация смерти, которая происходила в Германии после 1933 г. Для некоторых рождение Третьего рейха требовало построения расово-утопического мифа об истоках, неотъемлемой частью которого были идеи о смерти в самом широком смысле.