Когда Кристиана смогла начать обучение по полной программе дневной школы, я согласилась присоединиться к Бюро спикеров Random House. Книга Джона к тому моменту была напечатана более чем на тридцати языках, и ее уже более пятнадцати лет читали в школах по всей стране. Приходя к старшеклассникам и студентам колледжей, я видела, насколько сильно они стремятся лучше понять Криса. Они хотели знать, что подтолкнуло его к принятым решениям. Учителя и преподаватели хотели, чтобы их студенты установили личную связь с жизнью и смертью Криса, чтобы его победы и ошибки были не просто словами в книге. Я сразу поняла, что этому препятствует нечто весьма простое: студенты не знали всей истории.
Я помогла увековечить недомолвки о жизни Криса. Я чувствовала свою вину в том, что не оказалась сильнее и не позволила Джону рассказать всю правду с самого начала. Но в более спокойные моменты я вспоминала, что во время знакомства с Джоном мне был всего двадцать один год и я все еще надеялась, что мои отношения с родителями пойдут по другому пути. Крис объяснил мне, что нужно учиться не только на их ошибках, но и на собственных. Важно, что сейчас я рассказываю всю правду.
Работая со студентами и получая сообщения о Крисе от людей со всего мира, я поняла, что его наследие могло бы принести гораздо больше пользы людям, если бы в его основе лежало самое важное для Криса: ИСТИНА – слово, которое он аккуратно написал большими печатными буквами в одной из своих любимых книг. Теперь я честно говорю о своей роли в том, что бо́льшая часть этой правды оказалась скрыта. Я старалась простить себя, изучить все возможные причины, почему я так поступила тогда и почему я больше не могу так поступать.
В конце каждой презентации, после каждого сеанса вопросов и ответов всегда случалось так, что как минимум один студент не успевал получить ответы на свои вопросы. Я всегда оставляю последнему ученику возможность не торопиться и медленно собираю вещи. Возможно, самая мощная из таких встреч произошла во время визита в среднюю школу Уэстфилд, крупнейшую в Вирджинии, в том же городе, где мы с Крисом выросли.
– Простите, мисс Маккэндлесс? – Взгляд молодого человека наконец встретился с моим. – Эмм… Я просто хотел поблагодарить вас за то, что вы были так честны с нами.
– Как же иначе, – ответила я, глядя в юное лицо, несущее знакомое бремя.
– Я сам сталкиваюсь с таким дома…
Мы еще немного поговорили о его трудностях в семье, где царило насилие. В моей жизни продолжало присутствовать домашнее насилие, но теперь уже на моих условиях.
– Эмм… и еще кое-что… – Он сделал небольшую паузу, явно собираясь спросить меня о чем-то важном. – Я хотел спросить… Вы смогли простить своих родителей?
За последние несколько лет я разговаривала с тысячами студентов. Это был не самый личный вопрос, который мне когда-либо задавали, но, безусловно, самый сложный. И я не была уверена, что смогу дать ему честный ответ, потому что сама все еще пыталась разобраться в этом вопросе.
Мне трудно разобраться с понятием слова «прощение». Я спорю сама с собой о том, что́ это – вопрос сострадания, понимания или просто желания и способности забыть. Но забвение приводит к повторению. Я борюсь с собственной верой, которая велит мне проявлять милосердие к тем, кто его не просил, и прощать тех, кто этого не заслужил. Как бы больно и сложно ни было, конфликт рассеивается, когда я смотрю на своих детей. В глубине души я знаю, что моя главная обязанность – превыше всего – защищать их и учить. Через все невзгоды, вопреки всему и до последнего вздоха я буду судить о себе по тому, насколько хорошо я выполняю эту задачу.
Будучи мамой, я часто использовала прием, который я называю «проверка Билли», когда мне трудно сдерживать свой гнев и разочарование. Мама редко поднимала на нас руку, в отличие от папы, но боялись мы ее не меньше. Недавно я вернулась домой после напряженной рабочей недели и заметила, что Хизер до сих пор не убрала мокрое полотенце с пола в ванной, испачкала тушью белый стол, а в стакане на бачке унитаза остались застывшие остатки фруктового смузи. Я почувствовала, что начинаю закипать, когда услышала, как в гостиной включается телевизор, и представила, как она раскинулась перед ним на диване. «
Поэтому я сдержалась.
– Хизер, – крикнула я в коридор.
– А-а-а-а? – ответила она, зная, в чем дело.