Смерть в диких условиях. Реальная история о жизни и трагической смерти Криса МакКэндлесса

Крис не интересовался чужим мнением, поэтому и я решила не беспокоиться о негативных суждениях и по большей части сдержала данное себе обещание. Но когда критики заявили, что его исчезновение было не более чем невероятно эгоистичным актом жестокости по отношению к родителям, я приняла это к сведению. «Какому сыну бы захотелось причинить своим родителям и родным такую непроходящую и невыносимую боль?» – написал один из читателей Outside. Другой написал: «…Хоть я и сочувствую его родителям, его мне совсем не жалко».

Родители упивались сочувствием. Они привязались к тем, кто говорил что-то вроде: «Мой сын тоже был эгоистом. Как жаль, что ваш не дожил до того времени, чтобы перерасти подростковое бунтарство». Они по-прежнему не чувствовали ни ответственности, ни причастности к тому, что произошло. Когда люди спрашивали их, почему Крис так злился на них, они просто вздыхали и говорили: «Ну, как написал Джон, “дети порой становятся суровыми судьями своих родителей”».

Я не знала, правильно ли я поступила, не позволив Джону написать всю правду о том, почему Крис так бесцеремонно ушел. Но, с другой стороны, я не считала, что кто-то за пределами семьи должен был знать подробности – семья и так все знала. К тому же мне казалось, что Крис хотел бы, чтобы родители имели возможность доказать, что он умер не напрасно. Но из-за всей этой критики и вопросов «Почему?», крутившихся вокруг меня, было трудно не кричать с крыш о реальных причинах, по которым Крис ушел именно так. Я хотела объяснить, что уйти в дикую природу было далеко не безумием. Это был самый разумный поступок, который он мог совершить.

Крис точно знал, каких эмоциональных демонов ему необходимо убить. Он не понаслышке знал, как часто люди ставят собственные нужды выше чужих, и не собирался поступать так сам. Он любил людей и не собирался становиться отшельником до конца своих дней. Но ему нужно было немного времени и свободы, чтобы исцелиться, прежде чем он сможет сблизиться с кем-то еще. Мне кажется, что он подошел бы к роли мужа и отца с присущим ему стремлением к совершенству. Он был достаточно дисциплинирован и решителен, чтобы сделать все необходимое и добраться до места, где он сможет снова открыться. Слишком многие использовали клише о том, что он искал себя, но Крис точно знал, кто он. Полагаю, что в конечном счете он хотел найти место в обществе, в которое он мог вписываться, оставаясь верным этому знанию.

Пока книга «В диких условиях» занимала верхние строчки многочисленных списков бестселлеров, родители стали чаще говорить об истории нашей семьи, но они всегда представляли все так, будто Уолт развелся с Марсией до того, как вступил в связь с Билли, устранив тем самым стержень неблагополучия. Они то и дело говорили, что понятия не имеют, почему Крис ушел или почему он был так зол на них. Они изображали из себя жертв, усердно трудящихся в религиозных миссиях и благотворительных организациях, чтобы почтить память своего сына, несмотря на ужасную боль, которую он им причинил.

Я высказывала им наедине за каждое нарушение. Я говорила, что братья и сестры Криса не будут спокойно смотреть на такое неуважение. Я предупредила, что их занавес упадет, а вместе с ним и все остальные, если они заведут семью слишком далеко. Папа выпучивал глаза, потом цитировал Библию и заповедь о почитании матери и отца. Мама пыталась приравнять их положение к моему.

– О Карин, – говорила она. – Разве это не ты придумываешь что угодно, лишь бы защитить свой собственный имидж? Знаешь, он ведь и тебя бросил.

Но мне было лучше знать. Пусть даже наши с Крисом пути сильно отличались и редко пересекались, у нас была общая эмоциональная параллель. Я понимала, почему наше детство так сильно повлияло на него, но он всегда был настолько силен в моих глазах, что я даже не ожидала такого. Возможно, при всех способностях, в которых мой брат превосходил меня, я превосходила его в одном – в жизнестойкости.

Годы шли, я непрерывно работала в мастерской и старалась держать родителей на безопасном расстоянии. Еще я старалась больше общаться с братьями и сестрами. В последние годы было слишком легко пренебрегать этими отношениями. Вне работы это были люди, которые понимали меня, единственные, кто вызывал у меня чувство принадлежности к чему-то большему, чем я сама, к чему-то, что я так или иначе выполнила.

Однажды летним днем я приехала в гости к Шоне в Денвер. Ее шестилетняя дочь Хантер смастерила и повесила вдоль железных перил на крыльце красочный баннер с надписью: «Добро пожаловать, тетя Карин!» С заднего двора доносился гул разговоров, и когда я подошла, то смогла различить тенора и альты почти всех моих братьев и сестер и их родственников. Я не ездила в Колорадо по каким-то особым семейным поводам, и когда я завернула за угол и увидела больше всего братьев и сестер, собравшихся после поминок Криса, я поняла, что я и есть этот повод. Меня это тронуло до глубины души.