Смерть в Кесарии

— Рассказать тебе, как я его вычислил? — Розовски, прищурившись, разглядывал люстру сквозь рюмку. — Или ты сам догадался?

— О чем-то догадался, — уклончиво ответил Алекс. — О чем-то — нет. Расскажи. Если в этом, конечно, нет особых секретов.

— Какие там секреты… Все произошло благодаря Книге Давида Сеньора. Путаница с сигаретами имела место на вилле Розенфельда во время убийства. Там осталась пачка сигарет — точно таких же, — Розовски кивком указал на все еще лежавшие на столе сигареты. — Розенфельд курил сигареты с ментолом, в зеленой пачке. А в кабинете осталась красная пачка. Мне рассказала об этом уборщица, Эстер Фельдман. Но я не придал особого внимания. И зря. Потом уже, занимаясь задачкой, подброшенной Гофманом, я снова вспомнил, но теперь это уже приобрело особый смысл. Похоже, что преступник оказался дальтоником. И Габи тоже оказался дальтоником. Насколько я понимаю, он, растерявшись, увидел лежащие на столе сигареты хозяина виллы, машинально сунул их в карман. Обнаружив, что в кармане уже есть одна пачка, он тут же выложил на стол. Но перепутал пачки. Вот так.

— Ясно… А остальное?

— В мае, когда Габи следил за, якобы, Ари Розенфельдом, как я уже говорил, Розенфельда вообще не было в Израиле. Об этом тоже имеются показания Эстер Фельдман. Галина Соколова вообще приехала впервые за два дня до собственной гибели. Вот тебе еще одна улика, заставляющая меня присмотреться к нашему Габи.

— А портрет?

— Видишь ли, после того, как выяснилось, что Габи имел какие-то дела с ложной Галиной Соколовой, и что это происходило во время отсутствия Ари Розенфельда, в конце мая, я еще раз перечитал его письмо к жене. Там он упоминает художника с улицы Рамбам. И Габи в своем разговоре с клиенткой тоже упомянул эту улицу.

— Ну, хорошо, — сказал Маркин. — Выходит, ты, в принципе, раскрутил бы Габи и без его признания, так?

— Так, — Розовски снова посмотрел на горящую люстру сквозь рюмку. Коньяка в рюмке стало меньше, золотистый свет чуть изменил оттенок.

— Почему же ты устроил это якобы добровольное признание? Только, пожалуйста, без сентиментальной чуши. Я прекрасно знаю, что при всей твоей чувствительности, прежде всего ты — сыщик. Так зачем тебе это понадобилось?

— Зачем? — Розовски поставил рюмку на столик. — Я уже объяснял. Затем, что Габи всего лишь исполнитель, причем — случайный. Я хочу найти настоящего преступника, того, кто организовал все это. Того, кто совершил следующее убийство. Он достаточно изобретательный человек. И, судя по всему, неглупый. К тому же он знает, что я продолжаю расследование.

— С чего ты взял?

— На этот раз — действительно, только интуиция, — Розовски помрачнел. — Меня не оставляет мысль, что за моими действиями наблюдают внимательнейшим образом. Понимаешь? Что называется, кожей чувствую.

— Кто?

— Я чувствую.

— Нет, кто наблюдает? Знаешь?

Натаниэль покачал головой.

— Даже не догадываюсь. Пока не догадываюсь… Ну вот, а добровольная явка Габи в полицию, во-первых, выглядит вполне естественно: парень напуган — это ясно хотя бы из идиотской инсценировки самоубийства, которую наш Габи попытался устроить на вилле. Парень напуган, решает раскаяться. Организатора это не очень волнует — Габи его не знает, единственный человек, которого Гольдберг мог выдать — покойный Шмулик. Ну, этот даст показания только на спиритическом сеансе. Следовательно, явка с повинной не встревожит его. То есть, встревожит, конечно, но я, в данном случае, вроде и ни при чем. На Габи я не выходил, к его разоблачению отношения не имел. И потому — мое расследование, скорее всего, находится на ложном пути. Не стоит волноваться. Он…

— Почему он? — спросил Маркин. — Почему не она? Ведь здесь участвовала женщина.

— Может быть, — нехотя ответил Розовски. — Может быть… Не люблю, когда преступником оказывается женщина. Не сочетаются преступление и женщина. Некрасиво.

Маркин рассмеялся.

— Ты уже вторично обращаешься к категориям эстетическим вместо юридических, — сказал он.

— Гуманитарное образование подводит, — Натаниэль тоже рассмеялся. — Но первый раз об эстетике говорил не я, а Давид Гофман. Ладно, по лицу вижу, что у тебя есть еще вопросы. Спрашивай.

Маркин неопределенно улыбнулся и, наконец, допил свой коньяк.

— Чем же мы теперь займемся? — спросил он.

Розовски пожал плечами.

— Как говорят французы — шерше ля фам. Ищите женщину. Будем искать.

— Кстати, о загадочной книге, — сказал Маркин после небольшой паузы. — Ты правда считаешь, что с ней все обстоит именно так?

— Честно?

— По возможности.

Розовски улыбнулся.

— Понятия не имею, — признался он. — Но история получилась красивая, разве нет?

Часть третья Брит-мила для покойника

1