Смерть в Кесарии

— Воспользуемся отсутствием Офры, — пояснил он. — Единственный тип транспорта, не вызывающий во мне протеста — кресло на колесиках… Как ты думаешь, почему всю жизнь мне приходится следить за тем, что могут подумать обо мне женщины? То мама, то жена, то — теперь вот — Офра?

— Наверное, по психотипу ты относишься к так называемым мальчикам-мужчинам, — серьезно пояснил Алекс. — И в каждой женщине ищешь, прежде всего, мать.

Розовски с некоторым обалдением посмотрел на помощника.

— Ну, ты даешь!.. — сказал он восхищенно. — Я, между прочим, тоже об этом думал. Особенно глядя на Офру.

— Надо вести здоровый образ жизни, — посоветовал Маркин. — Ходить в бассейн, ездить за границу. Очень помогает.

— Ты пробовал?

— Нет, но мне рассказывали… Послушай, может быть, вернемся к Яновской?

— Да, пожалуй, — нехотя согласился Натаниэль, со вздохом возвращая свои ноги в нормальное положение. — Что еще сообщил инспектор Алон?

— Инспектор Алон сказал, что мы могли бы и не темнить с машиной, поскольку этот «ситроен» фигурирует в показаниях Габи Гольдберга, — сообщил Маркин. — И что вообще — нам следовало бы передать в его распоряжение всю имеющуюся у нас по этому делу информацию. А уж он бы сам разобрался.

— Н-да… — Розовски побарабанил пальцами по столу. — Может, и разобрался бы… Знаешь, почему я стал сыщиком, Алекс? Можешь мне не верить, но в юности я был убежден в полном отсутствии преступников среди евреев. Во всяком случае, в Минске, где я родился и вырос, не слышно было о евреях-убийцах, евреях-насильниках и тому подобных. Конечно, существовали евреи-аферисты, евреи-мошенники. Или, скажем, цеховики. Или диссиденты… Впрочем, о диссидентах я впервые услышал гораздо позже… Ну вот, а оказавшись в Израиле, я вдруг обнаружил: есть! И убийцы, и насильники, и воры… Так что, мне кажется, в полицию я пошел, потому что почувствовал себя оскорбленным в лучших чувствах. Понимаешь? Я начал азартно ловить тех, кто разрушил мою наивную детскую легенду.

— Так ведь это еще кто-то из отцов-основателей сказал: «Еврейское государство будет нормальным государством, со своими еврейскими ворами и проститутками», — ехидно заметил Маркин. — Только я не помню, кто именно сие изрек: то ли Теодор Герцль, то ли Бен-Гурион. За что боролись?

— Честно говоря, я бы предпочел ненормальное государство, — проворчал Натаниэль. — Без первого и второго. Вечно мы стараемся не выделяться из других.

— Кто — мы?

— Евреи, кто же еще. У других мафия — и у нас мафия. У других наркотики — и у нас наркотики. У других убийцы — и нам непременно подавай убийц.

— Ты идеалист, — объявил Маркин и снова рассмеялся.

— В чем дело? — недовольно спросил Розовски. — Что ты все время хохочешь? Не вижу повода для радости.

— Вспомнил слова инспектора Алона о твоей склонности к философствованию в плохом настроении, — пояснил Алекс.

— А, — Натаниэль махнул рукой, словно перечеркивая слова помощника. — Это не философствование, а богатый жизненный опыт. Что же касается сформулированных тобой доказательств, то… Скажи, пожалуйста, а почему она не распорядилась, чтобы Габи просто избавился от револьвера? Зачем ей понадобилось, чтобы он непременно положил его в машину?

— Ну, одно из двух, — задумчиво произнес Маркин. — Либо она уже тогда задумала убийство Галины Соколовой. И ей понадобился револьвер, уже использованый по назначению…

— Дважды.

— Дважды. Либо… — Алекс замолчал. — Не знаю, — признался он после короткой паузы. — А ты как думаешь?

— Чтобы задумать убийство Галины Соколовой и осуществить его именно так, как осуществила, она должна была знать, как минимум, две вещи, — заметил Натаниэль. — Что Галина наверняка приедет в ближайшие дни и что я буду заниматься этим делом. О дате приезда Галины точно не знал даже адвокат. Но тут, возможно, еще был шанс выяснить заранее. А вот обо мне — я тогда и сам не знал, что буду заниматься этим делом. «Байт ле-Ам» пригласила меня после убийства Бройдера. После, а не до.

— Верно, — чуть обескуражено сказал Маркин. — Я как-то не сопоставил даты. Но тогда, что же получается? Зачем кому-то понадобилось, чтобы Габи запомнил именно эту машину?

— Ну, — усмехнулся Розовски, — это уж совсем — вопрос для 22-го профиля. У тебя, кстати, какой?

— 97-й, — с гордостью ответил Алекс.

— Да? Что-то не похоже, — с деланным сомнением произнес Натаниэль. Но, заметив, что Маркин готов не на шутку обидеться его шуткам, сказал уже серьезно: — Естественно, для того, чтобы Габи запомнил. Как раз для случая, подобного нашему. Так что… — он посмотрел на часы. — О, уже восемь. Хватит на сегодня… А вопрос не в том, зачем понадобилось, а в том, кому понадобилось. Ты считаешь — Белле Яновской? Очень сомневаюсь.

— А как же улики? — спросил Маркин совсем уж потеряным голосом.

— Улики? — Розовски вдруг рассмеялся.

— Ты чего?

— Вспомнил одну очень поучительную историю, — пояснил Натаниэль. — Насчет улик. Недавно в Иерусалиме у одной шишки угнали машину. И об этом одновременно появились статьи в «Едиот ахронот» и в «Гаарец».

— Скажите пожалуйста! — удивился Маркин. — Вот уж не думал, что они сообщают о каждом угоне.