Смерть в кредит

Я не поддавался… Я больше не намерен был ни с кем вступать в разговоры… Мне вполне хватало моих воспоминаний… Вопли в доме! Причитания матери!.. Никакие слова больше на меня не действовали! Черт побери! Это не для меня! С меня довольно!.. Я сыт по горло излияниями и болтовней!.. Чего-чего, а этого добра у меня хватало… У меня все это уже в печенках, пусть бы только попробовали… Только бы меня здесь и видели… Это как раз то, что надо! У меня появилась прекрасная возможность молчать, просто уникальная, и я воспользуюсь ею до конца… Сознательно! Без дураков! Они хотели, чтобы я клюнул на их трепотню… Возможно, так же, как на лапшу… А между тем стоило мне только подумать о доме, как во мне все буквально вскипало…

Месье и мадам Мерривин уже не знали, что еще предпринять, они никак не могли понять, в чем причина подобной немоты, такого странного поведения… Особенно он лез из кожи за столом, по малейшему поводу… разворачивая свою салфетку… Ему казалось, что я так чему-нибудь научусь: «Hello! Фердинанд!» – звал он меня… Меня это мало трогало… «Hello! Hello!» – отвечал я, и все. На этом все кончалось… Начинали жрать… Он напряженно рассматривал меня через свои окуляры… Ему было грустно, он, должно быть, думал про себя: «Этот мальчик у нас не приживется!.. Если ему неинтересно, он должен уехать!..» Но сказать это вслух он не решался… Он только моргал своими крошечными, как половая щель, глазками, тряс своим галошеобразным подбородком и подымал едва заметные, да к тому же еще разноцветные брови. Он старался выдержать свой старинный стиль – бакенбарды и маленькие косметические усики с тщательно заостренными кончиками… Выглядел он совсем неплохо. Он, как спортсмен, носился по горам и даже ездил на трехколесном велосипеде…

Его жена была совсем не похожа на него, она вряд ли кому-нибудь уступила бы в очаровании, я должен признать, что она действительно завораживала… Она меня глубоко волновала.

Их столовая на первом этаже производила гнетущее впечатление своей обстановкой. Окна упирались в тупик. Когда она в первый раз вошла с Джонкиндом в эту комнату… Невозможно передать, какой прекрасной она мне показалась… Потрясение было необычайным… Я смотрел на нее… Не отрывая глаз… На меня нашло настоящее умопомрачение… Потом я снова погрузился в процесс поглощения пищи… Ее звали Нора… Нора Мерривин…

В начале и в конце еды все становились на колени, чтобы старик прочитал молитву… Он начинал подробно комментировать Библию, а мальчишки ковыряли в носах и вертелись как могли…

Джонкинд не хотел стоять, а пытался проглотить дверную ручку, находившуюся как раз на уровне его рта. Старикан был полностью поглощен молитвой, он любил трындеть… и бурчал добрые четверть часа, этим неизменно завершалась жратва… Наконец все поднимались после слов: «ever and ever!»

Стены были выкрашены в табачный цвет до середины, остальное было побелено. На них висели гравюры из библейской истории… Иов с посохом, в лохмотьях шел через пустыню… И еще Ноев ковчег, весь залитый водой, терялся в волнах и дымящихся безднах… Совсем как на том холме в Рочестере. И крыша точно такая же. Я знал, здесь случались ураганы еще и посильнее… От них вылетали даже двойные стекла… Затем наступало затишье, время туманов… Все становилось волшебным… Напоминало иной мир… В саду ничего не было видно в двух шагах… Существовало лишь одно огромное облако, оно потихоньку входило в комнаты, все обволакивало, постепенно проникая всюду, в классы, к мальчишкам…

Из города, из порта, поднимался и множился эхом шум… Особенно шум с реки внизу… Казалось, что буксир приходит прямо в сад… За домом был слышен его гудок… Потом он опять удалялся… Снова уходил в долину… Гудки с железной дороги по-змеиному обвивали тучи в небе… Настоящее царство призраков… Но долго здесь оставаться было нельзя… Можно было упасть со скалы…

* * *

Во время молитвы я подвергался сильному искушению… Стоя на коленях, я почти касался ее, Норы. Я дышал ей в шею, в волосы. Я испытывал мучительное желание… Я был на грани и едва удерживался от того, чтобы не наделать глупостей… Интересно, что бы она сказала, если бы я все же решился?.. Вечерами в дортуаре я дрочил на нее, совсем поздно, когда все уже спали, а днем у меня опять вставал.

У нее были замечательные руки, тонкие, розовые, светлые, нежные, такие же нежные, как и лицо, смотреть на них было настоящим блаженством. Больше же всего меня возбуждало и трогало до глубины души особое очарование, рождавшееся на ее лице, когда она говорила… ее ноздри слегка дрожали, щеки и губы округлялись… Этим я был просто заворожен… Настоящее колдовство… Это так волновало меня… Что у меня искры сыпались из глаз, я не мог пошевелиться… Стоило ей немного улыбнуться, как меня буквально захлестывало волнами колдовства… Я боялся смотреть на нее. Я все время сидел, уставившись в свою тарелку. Ее волосы, когда она проходила мимо камина, тоже переливались и играли… Черт возьми! Несомненно, она была настоящей феей!.. Мне же больше всего на свете хотелось укусить ее за губу, в уголке рта.