Смерть в кружевах

— Я схожу вниз, посмотрю, — предложил я, дождался кивка супруги, поцеловал её и отправился требовать объяснений от портье. Дежурил тогда, помнится, мистер Прентис, благообразный старик, истинные пристрастия которого, впрочем, выдавал ярко-красный, практически алеющий на бледной физиономии, нос. На службе мистер Прентис, однако, вёл себя безупречно, и я не заострял внимания на его тайном пороке, взяв у него однажды народный рецепт антипохмельного средства — я люблю собирать описания подобных снадобий, да и друг мой Шерлок Холмс живо интересуется всем, что может хоть как-то влиять на человеческий организм.

Честно сказать, я был рассержен. Однако мой гнев моментально испарился, когда миссис Калп бросилась ко мне, судорожно комкая в руках носовой платок:

— Вы ведь врач, мистер Уотсон, вы действительно врач? О, пойдёмте же скорее, умоляю! Может, вы сумеете спасти её!

— Кого? Что случилось?

— Несчастье, Боже мой, ужасное несчастье! Глэдис Бейкер повесилась, мой муж нашёл её тело в погребе… ах, она же должна была принести вам завтрак! Боже, Господи Боже мой! Готов ли этот завтрак? Я выясню и сама, да-да, сама принесу его миссис Уотсон, а вы помогите, умоляю!

— Разумеется, — профессиональный долг вытеснил у меня даже остатки гнева. Я лишь попросил миссис Калп зайти к моей жене немедленно, по возможности успокоить её, а заодно принести мой саквояж с инструментами — Мэри знала, где он находится.

— Где она?

— Там, в погребе… — мистер Прентис, оказавшийся рядом, ткнул рукой по направлению к узкой деревянной лестнице, ведущей вниз, и внезапно заплакал, отворачиваясь и тряся лысой головой. Я успокаивающе похлопал его по плечу и поторопился к ступенькам.

Зрелище, представшее моим глазам, было… пожалуй, словечко «разнузданное» подойдёт, хотя на бедняжке Глэдис красовалось всё то же форменное платье, наглухо застёгнутое и подобающее горничной из респектабельного отеля. В погребе «Инглнука» хранилось немало запасов — в низкий потолок были вбиты массивные крюки, и с них свешивались гроздья сосисок, колбасы, говяжья туша, тюк, набитый луком, и ещё один — с репой… На крюке, вбитом ближе всего к противоположной от входа стене, висело тело несчастной девушки.

Увы, смерть жестока ко всем, независимо от их возраста и пола. Когда-то хорошенькое, лицо Глэдис носило явные признаки удушения: оно раздулось и посинело, глаза выкатились, рот был широко распахнут, и язык распух до такой степени, что кончик его вылезал из губ. Волосы девушки растрепались, чепчик болтался на левом ухе. Но ужасней всего лично для меня, повидавшего всякое, была лента крепких, возможно, дорогих, кружев, на которых висела покойница. Они создавали на шее девушки своего рода второй воротник, подобный тому, который носят актёры. Увы, смерть никогда не бывает весёлой игрой. Когда я увидал узор из роз и васильков, широкой бороздой опоясывающий шею девушки, мне стало немного дурно. Происходящее казалось насмешкой, злой, бесчеловечной насмешкой над женским полом, таким прекрасным и хрупким.

Я дотронулся до руки Глэдис — та остыла довольно давно. Трупное окоченение уже успело наступить, и я понимал, что установить время смерти может оказаться достаточно сложно, учитывая прохладу, царящую в погребе. Однако она же могла затормозить спускание трупных пятен вниз тела, если девушку убили…

Мысль об убийстве, признаюсь, мелькнула у меня неслучайно. Явно сказалось знакомство с Шерлоком Холмсом и некоторое количество тел, которые я видел за время нашей дружбы с великим детективом. Я попытался рассуждать, как Шерлок, но выходило плохо. Меня крайне смущали кружева. С какой стати вешаться именно на них? Они слишком широки и неудобны для самоубийства… Циничная мысль заставила меня удручённо покачать головой, но по сути — по сути она была верной. С другой стороны, возможно, именно эти кружева Глэдис считала для себя по каким-либо причинам важными…

На лестнице раздался топот сапог — это в подвал спускались полицейские. Возглавлял их констебль Норрингтон, одутловатый мужчина средних лет с аккуратно напомаженными волосами и пышными усами, чем-то похожий на прусского офицера.

— Ага, — сказал он, увидав меня, — вы, должно быть, доктор Уотсон из Лондона.

Я кивком подтвердил его догадки.

— Славно, славно, — кивнул констебль, — а то один из наших городских эскулапов подхватил корь — вот уж неслыханно в его возрасте! — а другой слишком стар для таких дел, сердце сдаёт… Вы согласитесь дать заключение?

— Разумеется.

— Славно, — повторил Норрингтон. Затем, глянув на Глэдис, тяжко вздохнул: — Бедная девочка… Ну, снимаем её, что ли?

— Погодите, — вмешался я. — Вы что, не собираетесь обследовать место происшествия?

— А чего там обследовать, мистер Уотсон? Позавчера мисс Бейкер знатно поссорилась с молодым Арнольдом Прентисом, сыном здешнего портье. Мальчишка горячий, орали они так, что весь отель переполошился. Арни даже пощёчину ей залепил, представляете? Может, и вы слыхали?

Я отрицательно мотнул головой:

— Мы с женой осматривали Хотэм-Хаус, а затем пошли смотреть, как возводят новую католическую церковь.