Смерть в начале весны

– Представляете, Морис, – рассказывала Виктория Волгина, родная тётка Мирославы, Морису за чашкой чая, – какой-то шалопай, когда я проходила мимо стоянки, воскликнул: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!»

– Наверное, он хотел сделать вам комплимент, – заметил Миндаугас.

– Возможно, но не люблю, когда люди произносят то, о чём не имеют понятия.

Морис имел понятие, поэтому улыбнулся.

– Я остановилась и смотрю на него, – продолжила Виктория, – тут он всполошился!

– Надо думать.

– Вот-вот и возопил: «Почему вы на меня так странно смотрите?!»

«Жду…»

«Чего?!»

«Когда вы в преисподнюю провалитесь».

«Что?!» – заорал он.

– Да, действительно, Фауст у Гёте воскликнул: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!» Хотя, наверное, восклицать не стоило бы…

– Ну ещё бы! Ведь в трагедии Гёте Мефистофель должен остановить земную жизнь Фауста и забрать его с собою в преисподнюю. Так что я никогда не понимала, зачем люди к месту и не к месту повторяют эту фразу.

– Всем нам хочется, чтобы жизнь состояла только из прекрасных мгновений, и было бы их бесконечно много, – вздохнул Морис.

Виктория внимательно посмотрела на парня и зацокала языком. Дымка печали растаяла в глазах Мориса, в них блеснули искорки, и он спросил:

– Чем же закончилось ваше маленькое происшествие?

– А ничем, – махнула рукой Виктория, – так некстати подошёл Игорь и всё разрулил.

– Сочувствую.

– Ага, вник в ситуацию, объяснил вконец обалдевшему мужику суть слов Гёте, добавив при этом, что я большая юмористка, и затащил меня в салон автомобиля. Короче, поломал весь кайф, – подвела она итог.

Морис старался сохранить серьёзное выражение лица, хотя ему хотелось хохотать. Молодой супруг тётки Мирославы Игорь Коломейцев вызывал у него глубокую симпатию. Порой он удивлялся его спокойствию и здравомыслию.

Благо воображением Морис был не обделён и довольно ярко представил себе, какую трагикомедию разыграла Виктория перед незадачливым мужчиной, имевшим неосторожность отпустить комплимент.

Лежащий на коленях Виктории Дон навострил уши, и Морис услышал шум въехавшего во двор автомобиля.

– А вот и наша Слава приехала, – обрадовалась тётя.

Дон спрыгнул с её коленей и помчался к двери. Морис сдержался, чтобы не последовать примеру кота, хотя сердце в его груди проявило не меньше прыти.

– О! Тётя! – воскликнула вошедшая Мирослава и приобняла тётку. – Почему не позвонила, что приедешь?

– Хотела сделать тебе сюрприз!

– На это ты мастерица. А почему одна? Где ты потеряла дядю?

Тётя отмахнулась.

– Он приедет позже.

Племянница не стала больше задавать вопросов. Она знала, что всеми делами тёти и хозяйственными проблемами занимается именно Игорь, считая, что жена должна только писать книжки и наслаждаться жизнью. Виктория не возражала…

Коломейцев приехал, когда за окном уже стемнело. Он чмокнул в щёку Мирославу, пожал руку Морису, погладил кота и, усевшись рядом с женой, поцеловал её руку.

– До меня добрался, как всегда, в последнюю очередь, – скорчила она ему рожицу.

– Это только потому, дорогая, что, добравшись до тебя, я бы уже не смог оторваться и поприветствовать других.

Она одарила его взглядом, в котором уместились и нежность, и насмешка, и благодарность.

Пока мужчины накрывали на стол, подоспел Шура Наполеонов. Ввалившись в гостиную, он первым делом оглядел стоявшие на столе блюда и, убедившись, что без него не начинали, бросился обниматься с Викторией.

На ходу он шепнул Мирославе:

– На завтра вызвал повесткой Виталия Лукьянова.

– Думаешь, придёт? – так же тихо спросила Мирослава.

– Куда он денется. – И добавил: – Вообще-то мы за ним присматриваем.

Волгина кивнула.

После ужина Виктория прочитала пару своих новых стихотворений, а потом попросили спеть Шуру, и он, конечно, не отказался.

Она говорит: шито-крыто,
Она говорит: это всё!
А сердце моё разбито,
Сердце разбито моё!

Она говорит: на ложе

Тобою я увлеклась!
Она говорит: ну что же,
Чувства прошли сейчас.

Она говорит: ты знаешь,

Случается так, увы!
И глупо, что ты страдаешь
В наш век от нежной любви!

Забудь, успокойся! Полно!

Полюбишь кого-нибудь вновь!
А сердцу по-прежнему больно,
А в сердце живёт любовь!

И для любви настоящей

Неважно, что нынче век
Для чувства неподходящий.
Любовью жив человек!

И ты, дорогая, тоже,

Когда-нибудь это поймёшь.
И чувством проникнувшись, может,
Любимым меня назовёшь.

И верность мою оценишь,

Мужскую верность мою.
Лишь постоянство бесценно.
А я тебя очень люблю!