Смерть в объятиях прибоя

— Если бы моя лучшая подруга так поступила со своей семьей, я бы поняла её мужа, желающего спасти дочь, — отрезала Женя. — А насчет меня можешь быть спокойна, мы с Палием валяли дурака, и ничего между нами не было и нет.

Дина пожала плечами с очевидным неверием, но Жене уже было как-то безразлично, верит она ей или нет. Ей вдруг стало жаль Митьку, наверняка пережившего много скверных дней с женой-наркоманкой. Нет уж лучше банальная измена и разрыв, чем такое. По крайней мере, Марк сохранил человеческий облик хотя бы внешне, и ей не приходилось терпеть рядом алкоголика или наркомана, как другим женам. Она вздохнула, припомнив единственный загул Марка. Нет, все-таки он слишком любит себя, чтобы разрушать собственный организм. А совесть… Совесть снаружи не видна.

— Жень, — вдруг спохватилась Дина, — а что такое Надежда говорила, что Сашка виноват в вашем с Мариком разводе? И как он тебя собрался по миру пустить? Я что-то не поняла.

— Я сама толком ничего не знаю, могу только догадываться. — Жене не хотелось посвящать подругу в некрасивые подробности своей семейной жизни. — Марк уехал работать в другой город, там завел какую-то бабу, но я не знала, что к этому приложил лапу Вершинин. Но вне зависимости от того, кто это скомбинировал, терпеть мне надоело. Так что…

— Ну, может, теперь, когда Сашки не стало, Шереметев одумается и вернется, — в голосе Дины послышались знакомые нотки надежды на благополучный исход.

— А нафига это мне теперь нужно? — отрезала Женя. — Чтобы ждать, на кого он меня в следующий раз променяет? Ты бы так смогла?

— Не знаю, — честно ответила, подумав, Дина. — Я такого представить себе не могу, чтобы мой Лёнька…

— Я тоже не могла, но пришлось. Поставили, так сказать, перед фактом.

С этими словами Женя поплелась в дом. Ей захотелось лечь в постель, укрыться с головой одеялом и уснуть. Дня на три. И чтобы все это время в кресле у окна сидел Митька. Бред какой…

ГЛАВА 22

Голова не то чтобы болела, но была одновременно какой-то пустой и тяжелой. Как можно сказать о пустоте — «тяжелая»? Ну, скорее — гнетущая. От такой пустоты хочется сбежать, бродить вдоль стен, тыкаясь лбом в углы, или лежать ничком на кровати, стараясь ни о чем не думать. Женя и лежала. Перед глазами медленно сменяли друг друга лица друзей: смеющийся Вася, серьезная Дина, бесстрастный Никита. Ольга, обнимающая за плечи дочь, Алина, бледная, с закушенной губой, взбешенный Борька, кипящая от злости Надежда, иронически вздернувший бровь Митя. Кто из них? Господи, как они все дороги ей… Все, без исключения.

Женя ощутила себя слабой и беспомощной, не способной хоть как-то помочь, защитить их. Да что говорить, она не была уверена и в том, что сможет защитить себя и Сеньку. И что за лето выдалось — собиралась хоть немного прийти в себя, стряхнуть накопившийся в душе мутный тяжелый осадок, а оказалась замешанной в такую гадость. Да ещё и не одна…

Кто-то поскребся у двери, тихонько побарабанил пальцами. Вставать не хотелось, но она опять не заперлась, так что все равно вломятся, кто бы это ни был — её друзья не были приверженцами особых церемоний. И точно — дверь скрипнула, и раздался тихий голос, почти шепот Бориса:

— Ты спишь?

— Нет, — не поднимая голову от подушки, проворчала Женя. — Заходи. Только я лежать буду, голова что-то разболелась.

— Лежи, — согласился Борис, — мне с твоим затылком даже удобнее разговаривать. Слышала, что Скляров рассказывал?

— Странный вопрос, я же не глухая, — хмыкнула Женя.

— Вы-то все не в курсе, сколько шума эта история наделала. Тит, то есть Антон Титаренко, конечно, гнусом был, царствие ему небесное. Только и вынюхивал дерьмо всякое, чтобы обывателя потешить. Я давно Глебу говорил — купи ты этого шакала, чтобы пасть ему заткнуть, а он только отмахивался. Дескать, этого купишь, тут же другой объявиться, святу месту не быть пусту. Но тогда Тит Глеба достал. Раздобыл какой-то компромат, грозил через Склярова губернатора запачкать. Глебу-то его должность даром не нужна, но такой расклад его никак не устраивал. Так что с журналюгой он встречался именно по этому поводу. Договорились о сумме, так что оба должны были остаться довольны. Для Глеба это не деньги, поэтому я с самого начала был уверен, что он к исчезновению Титаренко никакого отношения не имеет. Да и глупо было бы с его стороны так подставиться.

— Борька, — простонала Женя, — да поняла я всё, поняла! Глеб твой — чистый агнец непорочный.

— Сволочь он, — грустно пояснил Борис. — Но сволочь с принципами. Я Альку не ревную, хотя надо бы. Если бы он на неё и имел виды, пока мы вместе дела варим, ни-ни. Вот такая он редкая сволочь.

— Тогда чего ты страдаешь и бесишься? — проницательно поинтересовалась Женя в подушку.

— Понимаешь, раньше Алька от меня ничего не скрывала…

«Боже, какой наивный» — подумала Женя.