Смерть в объятиях прибоя

Она растоптала остаток сигареты и решила не злиться на себя. Ну что поделаешь, если она такая? Что бы было, если бы она жила, как Марк — только сегодняшним днем? Ничего хорошего. Опять Марк?! Если уж ты вычеркиваешь, дорогая, то делай это старательно. Иначе можно подумать, что Митька не зря задавал ей тот вопрос. Наверное, у него тоже было такое, когда все мысли сводились только к одному — вычеркнуть.

Митька. Слишком много он стал значить для неё в последние дни. И зачем только она придумала эту дурацкую мистификацию со сланцами? Хотя и до этого умудрилась выплакаться ему в жилетку. Не могла, что ли, привлечь для этой цели Ольгу или Динку! Динуська была бы в самый раз — утешила бы, посочувствовала, надавала бы кучу советов по восстановлению семейного союза. Но подвернулся умный, красивый, разведенный Митя, и пожалел её. А Женя очень не любила, когда её жалели. Или любила, просто не знала об этом? Или знала, но делала вид, что не любит? И вообще, при чем тут Митя, если нужно думать о том, чем всё это безобразие с убийством может закончиться. Вот они с ним вдвоем и думают. Пинкетоны.

Женя зачем-то свернула на тропинку, ведущую к гаражам, прошла мимо ограды, свернула к дому и по лестнице спустилась к пляжу. Запоздало подумала, что лучше бы выйти через японский садик — так меньше шансов встретить кого-нибудь. Но и тут было пустынно.

Палий ждал её на пирсе, его силуэт был хорошо заметен даже в темноте. Женя подошла и уселась рядом, так же, как он, свесив ноги к воде.

— Поразительно, правда? Словно летишь на космическом корабле.

— Я совершенно не против действительно улететь, — вздохнула Женя. — У меня гадкие предчувствия. У тебя тоже?

— У меня тоже. Все, словно улитки, прячутся в свои домики, все ждут. А этот милиционер, как паук, караулит, у кого раньше всех сдадут нервы.

— Он не из милиции, а из прокуратуры, — машинально поправила Женя.

— Да какая разница? Я никогда не видел, чтобы следствие вели такими странными способами. Притащил этого типа с охраной, тот нам исповедался, ему вручили ценную улику в награду. Так разве делают?

— Я не знаю, как делают. Наверное, он думает, что так проще нас в угол загнать. А мы — то друг за друга горой, то наизнанку выворачиваться начинаем. Ещё немного, и мы все совершенно перестанем общаться.

— Вот и я о том же.

— Митя, я тут разговаривала с Борькой, и он одну гипотезу высказал. Ты только не возмущайся сразу, просто — вспомни тот день, когда Крис погибла.

— А чего возмущаться, я его, в общем, довольно хорошо помню. Особенно вторую половину…

— А ты вспомни первую. Дело в том, что Борька намекнул, что ты мог слышать Крыськин рассказ, через стенку. Ты ведь тогда рядом с Васей жил.

— Точно. Я жил в комнате вместе с двумя обалдуями с пятого курса. Они накануне бухали всю ночь напролет, а я ушел с утра на первую пару, чуть не опоздал… — Палий вдруг замолчал, и даже в темноте было заметно, что он дернул плечом.

— И что? — нетерпеливо спросила Женя.

Палий помолчал, потом мрачно сообщил:

— А чуть не опоздал я потому, что приперся Гоблин сдирать курсовик по строймеханике. И когда я уходил, он остался там. А курсовик немаленький был, со сложными эпюрами, так что — часа на два-три работы. А сколько он просидел на самом деле, кто знает. Ты помнишь, когда он в тот день в альма матер появился?

— Не помню. Тебя помню. Борьку и Алину — точно видела утром. Ольга была. А остальных — хоть убей. Потом я уже и не помню, кто там был, такое творилось… — Женя поёжилась, вспоминая звенящую пустоту в голове, взгляд во двор-колодец и жуткий бег вниз по лестнице, где каждая ступенька была ударом сердца: «нет… нет… нет…»

— Если это Гоблин, — пробормотал Палий, — то нужно с ним поговорить. И почему я не помню, как он реагировал на Васькин рассказ?

— А потому, что он никак и не реагировал. Вечная гоблиновская бесстрастность. Постепенно перестаешь его замечать. Он ведь к этому и стремится.

— Разве? — в голосе Палия прозвучало недоумение. — Хотя ты права…

Женя промолчала. Если кто-то в их компании и создавал себе имидж сознательно, так это Никита. Они ведь все остались практически такими же, какими встретились восемнадцать лет назад, никто не скрывал, каков он есть, даже не пытались. Влюблялись, ругались, выясняли отношения, демонстрировали все недостатки характеров. И только Гоблин стал иным, сумел свои комплексы и ожидание насмешек трансформировать в полную невозмутимость и аристократическую отстраненность. Но это и выдавало его ранимость и желание создать свою собственную защиту. Вряд ли Палий понимал такие тонкости. Он видел результат, не пытаясь понять причин.

— Да, не думаю, что Никита пойдет на откровенность, — пробормотал Митя. — Тихо! Слышишь?

Но Женя и сама уже прислушивалась к отдаленным звукам. Похоже, что кто-то плыл. Но плеск раздавался совсем в другой стороне, откуда-то справа. Как назло, ночь была совершенно безлунной, и различить что-то в темноте было невозможно, сколько они не всматривались. Потом всё стихло.