Смерть в Панама-сити

Квартира выглядела неплохо. В гостиной с высоким потолком кремовые стены резко контрастировали с темными деревянными панелями. Мебель также была темной, удобной и очень солидной, правда непривычной конструкции, видимо, большая часть её была местного производства. Пол выложен плиткой, а на стенах – ничего, если не считать двух картин – тропических пейзажей, выполненных маслом в модернистском стиле. Против входа были две двери, одна – в углу – вела в маленькую кухню, другая, слева, – в спальню. После жары на городских улицах здесь было неожиданно прохладно и Рассел сказал об этом.

– Большую часть дня здесь очень приятно, – признал Дарроу. – Пойдем сюда.

Он провел Джима в спальню, которая выглядела весьма внушительно из-за помещавшейся в ней массивной двуспальной кровати и тяжелых кресел. Два окна изнутри прикрывались железными решетками, в одном углу стояла ванна. Другая дверь вела в небольшую комнату, где стояли стол, шкаф для документов, два стула и кушетка. Металлическая дверь в дальней стене вела в контору ресторана. Дарроу поставил стул перед столом, предложил его гостю, а сам сел за стол. Придвинул коробку сигар и, когда Рассел отказался, закурил; потом откинулся назад с добродушной улыбкой, но глаза его сардонически щурились.

– Полагаю, ты успел вообразить, что тебе придется контрабандой вывозить меня из страны или помогать мне бежать из местной тюрьмы.

Рассел пожал плечами, вспоминая все об этом человеке, которого коротко знал, понимая в то же время, что они никогда не были друзьями и никогда ими не будут. Рассел всегда чувствовал, что у Дарроу есть какое-то врожденное неприятное качество, которое исключает возможность полного доверия между ними, и он просто принимал этот факт, как есть, также как он принимал тот факт, что имеет перед Дарроу обязательства, которые должен выполнить. Поэтому в ответ на ухмылку Дарроу Джим сказал:

– Какое это имеет значение? Я же здесь.

– Да, – протянул Дарроу с отсутствующим видом и сделал паузу, его улыбка исчезла. Для Рассела, считавшего, что он знает этого человека, реплика, которая затем последовала, оказалась совершенно неожиданной.

– Речь идет о моем сыне, – сказал Дарроу, – и я вспомнил о тебе, потому что ты адвокат и должен знать, как выпутаться из неприятностей, и ещё потому, что ты единственный действительно честный человек, которого я знаю.

Рассел продолжал сидеть, недоверчиво молча, не зная, что сказать, и глядя на человека, который сидел откинувшись назад в кресле, на человека, во взгляде которого росло отчуждение.

– Может быть ты не знал, что у меня есть сын, – сказал он наконец, – или даже, что я был женат. Это продолжалось не слишком долго, я имею в виду свою семейную жизнь. И давно уже состоялся развод, но остался мальчик, о котором я не переставал думать. Пару месяцев назад ему исполнилось семь лет и мне хочется сделать для него чтонибудь…Полагаю, ты можешь подумать, что эти мысли пришли мне в голову поздновато…

– Что-что?

– Я имею в виду, что я ждал так долго. – Он вздохнул и сказал: – Может быть на это и есть ответ. Может быть, для парня вроде меня наступает когда-то момент, когда он задумывается о своем ребенке – прежде всего потому, что успел узнать истинную цену вещей.

Он отложил сигару в сторону, достал чек из ящика стола, взглянул на него и передвинул по столу Расселу. Джим посмотрел на чек, не беря в руки, и увидел, что тот выписан на его имя в местное отделение Американской трастовой компании. Сумма составляла восемь тысяч долларов.

– Это мальчику на образование, – подчеркнул Дарроу. – Плата за колледж, когда он подрастет. Сделай это для меня и будем считать, что мы квиты – хотя вообще-то ты никогда ничем не был мне обязан.

– Сделать это? – переспросил Рассел, недоверие все ещё не покидало его. – Но как?

– Откуда я знаю? Это уже твое дело. Может быть, оформить страховку или ежегодную ренту, или какой-то постоянный доход. Может быть, вложить в какие-то акции?

Рассел слышал каждое слово, но предложение было настолько неожиданным, настолько непривычным для его собственной оценки характера Дарроу, что он с трудом его переваривал. И наконец возразил.

– А как быть с матерью мальчика? Почему ты не можешь послать деньги…

– Потому что она тут не при чем, – недовольно буркнул Дарроу. – Когда я впервые попал сюда, у меня не было ничего, что я мог бы послать ей и…

– Ты сбежал от неё.

– Ну ладно, я же сказал тебе, что из этого ничего не выйдет. Зато позднее, – продолжил он свою первоначальную мысль, – я написал ей и вложил в письмо чек, но она его вернула. Она вообще не хочет брать от меня ни деньги, ни что-нибудь еще. – Серые глаза снова стали холодными и жесткими, такими, какими их помнил Рассел. – Ладно, я могу это сделать, если захочу, и она не сможет помешать мне.

– Хорошо, – Рассел наконец-то поверил ему. – Но вчера вечером ты говорил что-то о своем намерении поехать через несколько недель в Нью-Йорк. Почему не подождать и не сделать все самому?