Смерть в подземке

Плохо было только, что доказать что-либо он мог лишь себе, Фарреллу да еще, может быть, Ник-Нику. Да и то, все перечисленные лица, кроме него самого, воспримут его поступок как преступную глупость, вероломное, ничем не спровоцированное, бессмысленное предательство. Подумаешь, гордость! За такие деньги ею не жалко поступиться. Деньги-то верные, а чемпионский пояс, между прочим, еще надо добыть. Получалось следующее: если он выиграет бой, то подложит огромную свинью Ник-Нику и всем, кто состоит с ним в сговоре. Зато он станет чемпионом (в перспективе — покойным), а все, кто на него поставил, получат немножко денег. Немножко потому, что на него поставили сотни, может быть, тысячи людей, а против — единицы, которые в курсе. А если проиграет — не сдаст бой в заранее оговоренный момент, а честно проиграет, пропустив прямой в челюсть прямо сейчас или в каком-то другом раунде, — в проигрыше окажутся практически все: и те, кто поставил на него, и те, кто против, и в первую очередь он сам.

Получалось, что выхода нет и что запись на диктофоне, который он вчера перед сном обнаружил у себя на подушке (номер был заперт, горничная никого не видела, и Марат очень сомневался, что камеры видеонаблюдения в коридоре зафиксировали лицо взломщика), ровным счетом ничего не меняет. Конечно, с Ник-Ником придется расстаться, больше работать с ним Марат не станет, но прямо сейчас ну что он может поделать? Выиграть? А вы попробуйте сами! Попробуйте голыми руками победить в честном бою хотя бы собаку, не говоря уже о бешеном быке!

Рефери жестом подал сигнал приготовиться к бою. Принимая стойку, Марат посмотрел на часы. Светящиеся цифры утверждали, что идет седьмая минута четвертого раунда. Еще тридцать — сорок секунд, и можно заканчивать. Открыться, дать Фарреллу шанс, и этот рассвирепевший бык его не упустит — врежет так, что имитировать нокаут не придется. Зато на ринг упадет уже другой человек — пусть не чемпион, зато богач, ставший таковым в тот самый миг, когда кулак соперника со скоростью и силой пушечного ядра врезался в его челюсть. Его дальнейшая жизнь потечет легко и гладко, а утраченное уважение к себе с успехом заменит показное уважение окружающих…

Он начал опускать глаза и замер. Прямо под часами, в проходе, скрестив на груди руки и бесстрастно поблескивая темными стеклами очков, стоял человек, известный ему как Федор Молчанов. Едва ли не единственный из всех, кто находился в зале, он сохранял полное спокойствие и неподвижность. Он не кричал, не размахивал руками, даже не улыбался — просто стоял и смотрел, никак не выражая своего отношения к происходящему. И Марату вдруг показалось, что он понял этого человека — понял, что тот имел в виду, сначала сделав, а затем подбросив ему эту запись.

Ник-Ник, спору нет, повел себя некрасиво. Но у него был свой резон, а ради больших денег люди прощают друг другу еще и не такое. Благодаря Федору Марат теперь знал об этом бое за чемпионский пояс все, и Федор вовсе не пытался склонить его в ту или иную сторону — он просто предоставил ему выбор и пришел сюда, верно, только затем, чтобы своими глазами увидеть, что выберет Марат. Получалось, что в зале есть еще как минимум один человек — беспристрастный, незаинтересованный свидетель, который все правильно поймет, оценит по достоинству и, если его спросят, сумеет рассказать, как все было на самом деле.

Перед мысленным взором Марата вдруг, как наяву, предстала немыслимая, с его точки зрения, картина: Федор, сидящий в кругу его земляков где-нибудь в Махачкале (например, в борцовском зале спортивной школы, где будущий чемпион России впервые вышел на ковер) и подробно, по порядку, во всех деталях рассказывающий, как все было на самом деле.

Тогда ему стало смешно, и он действительно засмеялся. Во рту у него была окровавленная каппа, и потому смех больше напоминал какое-то сдавленное уханье. Покосившись на него с опаской, как на буйного сумасшедшего, рефери дал сигнал к продолжению боя. Все еще продолжая нервно хихикать, Марат двинулся вперед. О всемогущий Аллах, о чем он только думал все это время? О какой чепухе беспокоился, каким сором забита его голова?!

Цифры на электронном табло сменились, засвидетельствовав начало восьмой минуты четвертого раунда. Слегка оправившийся от неожиданно полученной трепки Фаррелл, явно приободренный этим обстоятельством, рванулся вперед, как атакующий слон. Его перчатка рассекла воздух, и, когда Марат нырнул под удар, ему послышался свист, как от пролетевшего над головой снаряда. Он сложил руки в замок, накрыв левой ладонью правый кулак, распрямился, как пружина, и, вложив в удар весь вес своего тела, вмазал снизу вверх так, словно хотел сбить пролетающий высоко в ночном небе над Нью-Йорком самолет. Пробить дыру в потолке ему помешал встретившийся на пути подбородок действующего чемпиона мира Джимми Фаррелла по прозвищу Бешеный Бык.