Смерть в середине лета

Вот почему ее так заинтересовал монах из храма Сига, известный своим высоким благочестием. Он был совсем стар, много лет прожил вдали от суетного мира и прославился своей святостью на всю столицу. Если слухи правдивы, значит, этот человек ради любви к женщине способен пожертвовать уготованным ему райским блаженством! Возможно ли вообразить более тяжелую жертву, более ценное подношение на алтарь любви?

Сердце Императорской Наложницы оставалось равнодушным и к ухаживаниям знаменитых придворных обольстителей, и к красоте юных аристократов. Чувственная страсть была для нее пустым звуком. Занимало красавицу лишь одно – кто способен полюбить ее сильнее и глубже всех мужчин на земле?

Женщина с подобным душевным устройством обречена на вечные муки. Если это обычная блудница, она еще может найти удовлетворение в стяжании богатств. Но Императорская Наложница и без того была богата сверх всякой меры. Поэтому она ждала такого мужчину, который подарит ей сокровища Жизни Грядущей.

Слухи о влюбленном праведнике расползались все шире, достигли ушей императора, и его величество даже соизволил произнести по сему поводу какую-то полушутливую фразу. Хотя Императорской Наложнице эти вольности были и не по вкусу, она сохраняла надменную невозмутимость. К тому же она понимала, что подобные сплетни совершенно безобидны: во-первых, грехопадение благочестивого старца лишь делало честь ее красоте, а во-вторых, невозможно было вообразить, что между дряхлым монахом и молодой аристократкой действительно существует какая-то связь.

Императорская Наложница попыталась вспомнить лицо старого монаха, и ей стало ясно, что он не похож ни на одного из мужчин, когда-либо в нее влюблявшихся. Поразительно! Оказывается, любовь способна рождаться даже в сердце человека, не имеющего ни малейшей надежды на ответное чувство. По сравнению с этой историей поэтические воздыхания о «неразделенной любви», бывшие при дворе в большой моде, показались красавице жалким притворством, кокетливой игрой тщеславия и себялюбия.

Читатель, должно быть, уже понял, что изящество и аристократизм, за которые Императорскую Наложницу так превозносили придворные кавалеры, для нее самой значили не так уж много. Неизмеримо важнее для этой знатной дамы было, чтобы ее любили. Без этого все сокровища мира не имели для нее никакой ценности, ибо Императорская Наложница, невзирая на свое высокое рождение и положение, была прежде всего женщиной. Пусть мужчины ведут завоевательные войны – Императорская Наложница тоже мечтала покорить весь мир, но на особый, женский манер. Находятся же такие дуры, которые постригаются в монахини, думала она. Разве под силу женщине сбросить с себя бремя, возложенное на нее природой? На такое способен только мужчина. Вот старый монах начисто отсек от себя весь суетный мир. В нем несравненно больше мужества, чем в любом из придворных щеголей. А теперь старец совершил еще более величественный акт – ради любви к ней отрекся от рая!

Набожная красавица представила себе Райский Лотос размером в двести пятьдесят юдзюнов. Такой гигантский цветок понравился бы ей куда больше, чем обычный маленький лотос. А разве можно сравнить убогий шелест листьев в дворцовом саду со сладкозвучной музыкой, которая раздается в кущах Чистой Земли, когда ветерок колышет ветви тамошних алмазных деревьев! И уж совершенно невозможно наслаждаться игрой жалких придворных музыкантов, как вспомнишь о парящих в небе райских арфах, что поют сами собой.

IV

Старец из храма Сига отчаянно сражался со своей любовью.

Когда он вел войну с плотью в молодые годы, ему было куда легче – ведь победа сулила райское блаженство. Теперь же, на склоне лет, битва казалась ему заведомо безнадежной, монах уже предчувствовал близость невосполнимой утраты.

Он не испытывал иллюзий по поводу осуществимости своих любовных грез. Ясно ему было и то, что вход в Чистую Землю для него закрыт до тех пор, пока он не избавится от этой греховной страсти. Праведник, столь высоко вознесенный над мирской суетой, в мгновение ока погрузился в бездонную черную пропасть. Неужто мужество, проявленное им в схватке с плотью в молодости, зиждилось лишь на горделивом сознании, что его отказ от земных радостей доброволен – достаточно только пожелать, и любые наслаждения будут ему доступны?

Старец вновь узнал, что такое страх – кромешная тьма, которая окружает каждого из людей, не ведающих, куда приведет их следующий шаг. А ведь до того дня, когда на берегу озера Сига остановилась разукрашенная повозка, монах твердо верил, что следующий шаг ведет его в одном-единственном направлении – к Нирване.

Не помогали ни Медитация о Лотосовом Троне Господа, ни Созерцание Всемирного Единства, ни Созерцание Частиц Мироздания. На что бы ни устремлял свой взор старец, он видел перед собой прекрасное лицо Императорской Наложницы. Стоило монаху взглянуть на воды озера, и сквозь мелкую рябь сразу проступал все тот же сияющий лик.