Смерть в середине лета

Женщина хотела взять его под локоть, но монах оттолкнул ее руку и поразительно твердым шагом направился к занавешенному окну.

Свет там не горел, и красавицы не было видно. Старец опустился перед окном на колени, закрыл ладонями лицо и заплакал. Тело его содрогалось от рыданий, и он долго не мог произнести ни единого слова. Слезы все лились, лились, и не было им конца.

Потом из-за шторы медленно высунулась рука, казавшаяся в предутреннем свете неестественно белой.

Старец жадно ухватился за руку той, кого любил, прижал сначала ко лбу, потом к щеке.

Императорская Наложница почувствовала, как ее пальцев касается что-то странное и холодное. Затем на кисть упало несколько горячих капель. Ощущать на своей руке чужие слезы было неприятно.

Но когда утренний свет проник сквозь шторы в темную комнату, на набожную красавицу снизошло великое откровение: она поняла, что руки ее касается не кто иной, как сам Будда.

И тогда перед ее взором возникли чудесные видения. Императорская Наложница увидела и почву из небесно-голубой ляпис-лазури, и дворцы из семи драгоценных камней, и поющих ангелов, и золотые пруды, и хрустальный песок, и сияющие лотосы, услышала дивный голос птицы-кальвинки. Женщина вдруг уверовала, что все это блаженство однажды будет принадлежать ей. А если так – то любовь старого монаха заслуживала взаимности. Красавица с нетерпением ждала, когда этот мужчина, обладавший руками Будды, попросит ее отдернуть шторы. Ведь должен же он этого хотеть! Она выполнит его желание и вновь, как на берегу озера Сига, предстанет перед старцем во всей своей несравненной красоте. А потом нужно будет пригласить праведника внутрь…

Императорская Наложница ждала долго.

Но монах из храма Сига молчал и ни о чем не просил. Наконец его старческие пальцы разжались и выпустили руку красавицы. Белоснежная кисть, озаренная лучами восходящего солнца, одиноко повисла.

Старец ушел прочь, а сердце красавицы подернулось холодом.

Несколько дней спустя до нее дошла весть о том, что святой из храма Сига тихо скончался в своей келье. Тогда Императорская Наложница уединилась во дворце Кёгоку и стала прекрасным почерком переписывать на длинных свитках священные сутры: Сутру Вечной Жизни, Сутру Лотоса Благого Закона, Сутру О Величии Цветка Будды.

Во исполнение желаний

…Так в чем причина нашего несчастья,

И где его источник? В том,

Что не было во мне благоразумья

Настолько, чтоб наполнить до краев

Хоть маленькую ракушку сидзими!

Вот «Мост ракушечный», такой короткий,

Как наша жизнь…

Еще короче,

Чем день осенний.

«Самоубийство влюбленных на острове небесных сетей»

[27]

В пятнадцатый день восьмого месяца по лунному календарю[28] в половине двенадцатого ночи, как только закончилась вечеринка, Коюми и Канако вернулись в пансион «Кацура» на улице Гиндза Итадзин и сразу переоделись в легкие кимоно юката. Вообще-то, обеим хотелось принять ванну, но сегодня на это не хватало времени.

Коюми было сорок два. Полноватая, невысокая – метра полтора, – она облачилась в белое хлопковое кимоно с осенними цветами. Канако исполнилось двадцать два года, она хорошо танцевала, но у нее не было покровителя, так что ей не давали роли в традиционных весенних и осенних танцевальных фестивалях гейш. Сегодня она надела креповое кимоно с темно-синими спиралями на белом фоне.

– А Масако нынешней ночью с каким рисунком кимоно наденет?

– Решила с цветами хаги[29]. Говорит, что скорее хочет ребенка.

– Что, уже до этого дошло?

– Не дошло. Речь о будущем. Если у нее получится родить ребенка от мужчины просто потому, что влюблена в него, будет прямо мадонна с младенцем, – высказалась Коюми. В веселом квартале бытовало суеверие: наденешь летом одежду с узором хаги, а зимой с видом дальних гор – забеременеешь.

Когда уже собрались выходить, у Коюми опять засосало под ложечкой. Так случалось не раз: пустой желудок давал о себе знать, словно катастрофа, обрушившаяся с неба. Голод никогда не мучил ее перед клиентами, и какой бы скучной ни была вечеринка, это ощущение ей не мешало. Но до и после пирушки желудок, о котором она совсем забыла, внезапно напоминал о себе. Коюми никак не могла приспособиться и правильно питаться в удобное время. Иногда ей приходилось наблюдать, как гейши из того же квартала, ожидая своей очереди на вечернюю прическу, с аппетитом ели заказанное из ресторана «Охан» жареное мясо с рисом. Глядя на них, она ничего не чувствовала, даже не думала о том, как это вкусно. А через какой-то час неожиданно наваливался голод, и слюна заливала десны у крепких маленьких зубов.