Смерть в темпе «аллегро»

– Если человек лишает жизни другого, ставит ли он себя вне закона? Может ли его убить первый встречный? Или это возможно только по приговору суда? А если так – становятся ли следователь, прокурор, судья и палач такими же людьми вне закона?

Варвара Георгиевна продолжала молчать, а тенор, остекленело глядя в окно, продолжил этот странный монолог.

– Во все времена тот закон считается совершеннее, который отделяет друг от друга четырех действующих субъектов – ищущих виновного, доказывающих его вину, выносящих приговор и приводящих его в исполнение. Четыре степени защиты, которые должны оберегать невиновного от ошибки. Но благодаря этой самой защите порой невозможно покарать виновного. В этом деле…

– Полиция нашла убийцу?

– Полиция продолжает за каким-то бесом искать извозчика, эту мифическую банду разбойников и третье тело, которое таинственным образом улетело как мысль на золотых крыльях. А убийцу нашел я.

Глаза супруги блеснули огнем – то ли от желания первой узнать имя преступника, то ли от гордости за мужа, который в одиночку обошел весь столичный полицейский департамент.

– И ты уверен?

– На 99 из 100. Мы столкнулись тут с убийством исключительным – я о первом, разумеется: оставшиеся были лишь следствием первого и не отличаются ни блеском, ни чем-то выдающимся – если об убийстве вообще можно так говорить. А первое да – оно редкостное по изобретательности, хотя основная его идея чрезвычайно проста, почти примитивна. Но что мы начали делать? – добавлять слой за слоем факты, гипотезы, свидетельства, версии – и его суть скрылась за пеленой. А нужно только вернуться к самому началу…

– Но у тебя есть сомнения, – продолжала она. 99 процентов – это все еще не 100, хотя и очень близко. Можно ли как-то проверить этот единственный случай?

Каменев покачал головой: дело представлялось ему не столько запутанным, сколько хорошо провернутым. Прямых доказательств не было ни у него, ни у полиции, которая и вовсе шла, как он полагал, в ошибочном направлении.

– Николай, смотри: есть несколько способов что-то доказать. Можно предъявить какой-то набор фактов и выводов на их основе, которые составят достаточное основание. Так чаще всего и работает полиция: они ищут доказательства виновности. И никто не ищет доказательства невиновности – ведь если не виновны все, кроме одного, он один и останется преступником.

Профессор снова покачал головой – и был совершенно прав. Если бы события происходили в запертой комнате или на отдаленном острове, куда не может пробраться посторонний, этот метод сработал бы идеально. Но в миллионном Петербурге сужать круг подозреваемых таким образом совершенно невозможно.

– Тогда остается третий метод: можно ли как-то вынудить убийцу признаться?

– Нет, не думаю… Мы имеем дело с преступником умным, который не склонен изливать кому-то душу. В том-то и проблема, что… – он на секунду замолчал. – К тому же, есть риск… Мой первый вопрос не просто так прозвучал.

– Ты хочешь его убить?

– Нет, – покачал головой профессор.

– Тогда в чем же дело?

– Дело? Дело в том, что у нас пять смертей. Из них четыре – я уверен – являются насильственными. Но если я завтра заговорю, я смогу доказать виновность убийцы – и тогда может случиться еще одна смерть. Ее виновником стану я.

– Тебя привлекут к суду?

– Нет, я никого не буду убивать. Но первопричиной этого может стать мой рассказ. За это не сажают, из-за этого только не спят по ночам. Могу ли я так поступить?

– А если не заговоришь?

– Тогда не произойдет ничего. Наш убийца избежит наказания, но нового преступления получится избежать.

– А наш убийца будет продолжать убивать? Если да, то надо…

– Нет, – ответил Николай. – Убийств больше не будет. Разве что убийца сочтет, что ему угрожает опасность.

– Решай сам, – помедлив, сказала Варя. – Это не тот случай, когда нужно полагаться на чужое мнение, даже на мнение самого близкого человека. Прости меня, но решать тебе.

– Будет ли правосудие торжествовать, если оно достигается неправовыми способами? И можно ли, если тебе угрожает опасность, наносить превентивный удар?

– Николай, а ты в опасности?

– Не знаю… – коротко ответил он. – Может быть.

Она позвонила в колокольчик и попросила зашедшую горничную принести кофе. Та вернулась минуту спустя с подносом, где небольшими холмиками возвышались чашки, горкой повыше – молочник, а отвесной скалой стоял кофейник. Супруга успела уже выпить первую чашку и налила себе вторую. Чашка Николая оставалась нетронутой: тенор продолжал смолить одну папиросу за другой, неотрывно глядя в окно.

– Варя, у тебя завтра свободный день? – совершенно без всякой связи с ранее сказанным спросил он.

– Да, – ответила она, сделав глоток. – На завтра выступлений нет, Кончаковну будет петь Маша Славина.

– Я тоже совершенно свободен, лекций нет. Тогда сделай милость – поработай, пожалуйста, сегодня и завтра с самого утра стенографисткой.

– Коля, я не очень хорошо стенографирую; может, как обычно, вызовем…

– Нет, такое дело я никому не могу доверить, кроме тебя. Это конфиденциально и очень срочно.

– Раз все так серьезно… что ж – пожалуйста.