Смерть в Византии

Нога Си-Джея жала на акселератор, «панда» подпрыгивала на ухабах разбитых дорог, бесконечное полотно которых разматывалось перед ним, а он едва ощущал усталость и свои онемевшие плечи. Кем же был Адемар? Мистиком? Наверняка — как и все крестоносцы. Только Святая Земля — колыбель христианства, и Гроб Господень — объект поклонения, могли привлечь к походу этого аристократа, взращенного на почитании святых мест и Богоматери Пюи.

А как же быть с опустошением и разрухой, которыми сопровождались крестовые походы? Да и были ли они столь разрушительны, как считается? Арабские хроникеры XI века знатно преувеличили последствия, вплоть до того, что назвали захватчиков каннибалами: вот вам и промывка мозгов! Но в таком случае, если свободные нации сегодня хотят объединиться вокруг общих ценностей, которые могли бы стать своеобразным коллективным кредо, разве они тысячу раз не правы, предпринимая современный крестовый поход с использованием управляемых снарядов, самолетов-невидимок и противоядерных соединений? Пусть и с ковровыми бомбардировками, разрушением мостов и электростанций, заражением посевов и лесов — этих легких как старой Европы, так и других стран?

Или взять хотя бы евреев, по преимуществу бродяг, странников, открывших миру богатство кочевой культуры, за что Си-Джей их искренне уважал, нет проблем, Эрмина может подтвердить, ведь в своем поиске корней эти столь непреклонные люди, воображающие, что они самые что ни на есть и что все в мире пошло от них, хотя почему бы и нет, все может быть, вопрос исследован не до конца… так вот евреи, разве они не вечные крестоносцы, всеми средствами — и сегодня больше, чем когда-либо, — сражающиеся во имя того, чтобы оставаться единственными оседлыми жителями Святой Земли, которая в такой же степени их, как и мусульман, и христиан? Это не одно и то же, — возразите вы мне, — они всего лишь возвращают себе землю, которой их лишили, и отстраивают для себя надежный оплот после ужасов Холокоста. Положим, что это так, но ведь палестинские камикадзе рассуждают в точности так же и на той же самой земле, окрашенной для них в иные временные цвета, know what I mean.

Си-Джею повсюду виделась ненависть, поднимающая одни племена на других: и впрямь, существовало ли что-то иное, кроме резни, развязанной крестоносцами, да и задолго до них? Однако все, что было связано с Адемаром, казалось ему более чистым, справедливым, что ли, и загадочным. Крестоносец? Бесспорно. И даже первый среди них, однако воспламененный или скорее умиротворенный побуждением иного рода. Как бы это объяснить? Чем-то, что существовало до того, как дух крестовых походов вселился в нас, чем-то более существенным, присущим человеческой натуре. Что было задолго до жестоких убийств, ставших возможными только с появлением в жизни техники, все более изощренной и действенной в искусстве уничтожения всего живого на земле, да и самой земли. Си-Джей еще не знал, что это такое, и надеялся прояснить в ходе своей поездки.

Си-Джей не исключал, что, живи он в XVIII веке, он был бы заодно с Вольтером, высмеявшим крестовые походы, «этот новый вид людского тщеславия», «эту заразную ярость», и именовавшего Петра Пустынника не иначе как его хлестким прозвищем Кукупетр! «В Италии поплакали, взялись за оружие во Франции», «Наперегонки стали хвататься за крест», — иронизирует фернейский мудрец.[59] Лучше не скажешь! И все же вопрос остается: в чем причина? В том ли, что эта страна была населена новоявленными господами, любящими военные забавы, погрязшими (согласно просветителю) в преступлениях, которыми чреват разврат, и увязшими в невежестве столь же позорном, как и роскошь, которой они предавались? Предположим, это так. Но Адемар-то был не из их числа! Си-Джей обратился к Фульхерию Шартрскому, Анне Комниной и Ибн аль-Асиру, чтобы подкрепить свои гипотезы и догадки.