Смерть Вазир-Мухтара

Грибоедов подумал и согласился.

Это было еще нужнее Макдональду, чем Грибоедову.

Грибоедову казалось, что он пишет в несуществующее пространство, что письма его не доходят. Он справлялся о них. Письма доходили исправно. Стало быть, их не читали.

Была какая-то ошибка в адресе, вряд ли существовал адресат.

— Свиньи, свиньи, — бормотал он.

Он начинал сомневаться в своих обязанностях. Он переставал понимать звание: полномочный министр.

Персиянское слово Вазир-Мухтар казалось ему понятнее.

12

— Во-первых, вы скажете ясно шаху о желании кабинета видеть его в союзе с султаном.

— Но…

— Не беря на себя обязательств.

— …Не беря на себя обязательств. Но намекнете, что таковые возможны. Затем вы поднесете ему прибывший сегодня хрусталь.

— Разумеется.

— Только из-за хрусталя я задержал вас до завтра. Это имеет свое значение. Прошу обставить пышно поднесение. Далее, вы сообщите, что в скором времени выплата туманов нами прекращается сполна.

Макниль щурился. Макдональд был бледнее обыкновенного. Он трогал пальцем ус.

— Не опасно ли это, сэр? Я полагаю, что именно сейчас…

— Я прошу вас исполнить приказание буквально. Именно сейчас это необходимо. Далее, вы в настойчивых выражениях от имени русского посла потребуете выплаты ста тысяч туманов.

— Он ответит мне отказом, сэр.

— Я надеюсь, даже грубым.

Макниль начинал понимать. Он улыбнулся.

— Ваши переговоры с шахом будут продолжаться возможно долее. Вы поднесете также приношения — перстни, зеркала и все, что там есть в пяти ящиках, Манучехр-хану, Алаяр-хану и Ходже-Якубу. Вы с ними переговорите. Говорил ли вам Грибоедов о русских гренадерах?

— Нет, сэр.

— Очень жаль. Вы увидите Самсон-хана и поднесете ему подарки для его дочери. По моим сведениям, дочь его выходит замуж.

— Нужно ли с ним говорить, сэр?

— Нет. Принц осведомил его об инструкциях русского правительства. Возьмите с собой также чай, перочинные ножи, ножницы, очки — словом, пять тюков из прибывших.

Макниль молчал. Потом, все так же прищурившись, он сказал медленно:

— Грибоедов сам поедет тогда в Тегеран.

Макдональд быстро на него поглядел.

— Нет. Он предпочитает действовать издалека. Принц в его руках. К тому же у него молодая жена.

— Нет, он поедет, — спокойно сказал Макниль. — Я его знаю.

Макдональд потушил сигару и придавил ее двумя пальцами о край пепельницы. Он думал.

— Может быть, — сказал он, — может быть, вы правы. Но тем лучше. Оттоманскому послу вы передадите о том, что мы решили вчера.

Они встали.

— Прошу вас торопиться, — сказал Макдональд, — и как можно чаще сноситься со мною. Я буду отвечать немедленно. С вами едут двадцать человек.

За окном был слышен осклизающийся конский шаг: его жена, мистер Борджис, Нина Грибоедова и другие возвращались с прогулки.

— Вы помните, доктор, что сказал кардинал Ришелье? Доктор не помнил и терпеть не мог классических изречений.

— Он сказал: кто уклоняется от игры, тот ее проигрывает. Quod est probandum. Приложите все старания. Помните, что принц всецело под влиянием русских. Желаю вам счастливого пути.

13

Грибоедов получил приглашение от Аббаса-Мирзы на монетный двор.

Пожав плечами и назвав Аббаса старым плутом, Грибоедов отправился знакомым путем.

Ферраши били палками зевак и прохожих по спинам, и он их не останавливал. Это был ташаххюс.

Он посмотрел на башню дворца и на баляханэ, как на Красные ворота. Только наверху, в баляханэ выставлены были старые барабаны. Сарбазы стояли на часах так, словно это были зеваки, а не солдаты.

Уверенно вошел он в боковую дверь и вышел на продолговатый двор. Здесь встретили его какие-то чапарханы и повели. По красной кирпичной дороге прошел он сквозь феррашную на другой, четырехугольный двор. И опять какие-то чапарханы присоединились к ним. Он прошел, окруженный халатами, пустой диванханэ, и еще два чапархана примкнули к ним. Из четырехугольного двора повели его в восьмиугольный. Шли по сторонам огромные рамы с разноцветными стеклами. Солнце било в них, и они разноцветно вращались, как калейдоскопы. И еще башня и совсем маленький дворик. Вход в какую-то каморку. Это был монетный двор Аббаса.

Дверь была достаточной высоты, но Грибоедов, входя, нагнул голову.

Монетный двор весь помещался в одной комнате. Здесь было полутемно, после солнца и калейдоскопа. Полутемно и даже прохладно от земляного пола.

Аббас сидел на простом деревянном троне. Он молча указал Грибоедову сесть.

Люди без верхних одежд, полуголые, разводили в глубине комнаты огонь в жаровнях.

Грибоедов щурился; он не понимал. Аббас сидел прямо, в белом халате, и лицо его было от неверного света желтое. Он не смотрел на Грибоедова и не смотрел на чапарханов. Он смотрел на жаровни и полуголых людей.

Так пытали некогда персиянские сатрапы изменников.

Огонь разгорался.

Молчал Аббас.

Молчали чапарханы, Грибоедов.

Дрова потрескивали, дышали запыхавшиеся люди, над чем-то копошившиеся в углу, присевшие на корточки. Огонь разгорался. Аббас протянул худую руку.

Тотчас люди, копошившиеся в углу, привстали. Они клали на длинные блюда тяжелые, тусклые, опухшие вещи.