— Вы кажетесь усталым, доктор, и говорите подряд все комплименты, какие знаете.
— Я, кажется, действительно устал, мой милый друг, — поглядел на него морской водой доктор. — Путешествие по таким пространствам и по таким ничтожным поводам. Что мне Гекуба?
— Вы цитируете Гамлета?
— У каждого англичанина есть право на сумасшествие, — сделал доктор гримасу. — У других наций, впрочем, тоже.
Англичанин говорил ровным голосом, не задумывались над ответами. Взгляд его не выражал решительно ничего. Сюртук, слишком обтягивавший, и тугие воротники были, пожалуй, дурного вкуса, но в Тебризе и Тегеране это было незаметно. Там со своими клистирами, припарками и порошками слонялся он целыми днями по гаремам шаха и Алаяр-хана в Тейрани. Там он притирал и кормил слабительными всех этих бесчисленных жен, и Макдональд, умелый временный посланник, терпел его.
Россия завоевывала Восток казацкой пикой, Англия — лекарскими пилюлями и деньгами. Безвестный лекарь Гюзератской компании, вылечив счастливо одного из индостанских державцев, доставил Англии те владения, которые потом выросли в Ост-Индию. Макниль колдовал над шахскими женами в Персии. Он совершенно вытеснил в гаремах персидского хаким-баши с его сладкими фантастическими пилюлями.
Теперь он казался недовольным, и это смягчало Грибоедова.
— Я говорю с вами как частное лицо, — говорил доктор, будто читал приходо-расходную книгу. — Я прошу вас обратить на это внимание. Я вас не задерживаю, дорогой Грибоедов?
Грибоедов посмотрел на часы. У него оставался час времени. Он был приглашен на экзамен в Школе восточных языков, что была при Иностранной коллегии.
— Вы, вероятно, торопитесь на торжественный экзамен в Восточном университете, — сказал англичанин, — я имел особую честь получить туда приглашение, но я простужен, и это лишает меня счастья присутствовать на публичных торжествах, а мое невежество в языках делает меня там бесполезным.
Грибоедов сморщился.
«Кого только не приглашают на все эти экзамены, только будь иностранец».
— Я тоже не большой охотник до этой чести, тем более что этот Восточный университет — вовсе не Оксфорд.
Англичанин улыбнулся самой неопределенной улыбкой.
— А вы знаете, — спросил Грибоедов, — наш казак Платов — почетный доктор вашего Оксфорда?
— Кто? — спросил Макниль, и лицо его стало опять неподвижно.
— Платов, — улыбнулся Грибоедов, — Платов, казачий атаман, лорд казачий.
Макниль вспоминал.
Наконец он раскрыл слегка рот и мотнул головой.
— Вы правы. Я помню. Я его четырнадцать лет назад видел в Париже. На нем были бриллианты, на сабле, на мундире и где-то еще. На казацкой шляпе. Платов. Я забыл его имя. Это был русский Мюрат.
«Вот и в Париж он таскался».
— Он был столь же мало Мюратом, мой милый доктор, как вы — Гамлетом. Он был казак и вместе доктор прав Оксфордского университета.
Но англичанин и с этим согласился. Грибоедов смотрел на него.
Хотел ли Макдональд освободиться от своего лекаря и поэтому гонял его по пустякам из Тебриза в Петербург? Или сам лекарь, чего доброго, надумал проситься на русскую службу? Ибо не могло того быть, чтоб единственно из-за дурацких орденов он прибыл в Петербург. Но с англичан, однако же, это могло статься.
Английская легкая хандра угнетала лекаря. Он казался откровенным и сказал нечто постороннее:
— Я не учился в Оксфорде, я кончил медицинскую школу. Меня заставила удалиться на Восток любознательность.
Он ухмыльнулся. Грибоедов ждал спокойно.
— Но я долго думал: чего ищете на Востоке вы? Вы удивляетесь моей откровенности? Я врач. Восток привлекает стариков вином, — говорил лекарь, — государства — хлопком и серой, поэтов — гордостью. Они горды своим изгнанием, хотя обыкновенно при этом их никто и не думал изгонять. Наш несчастный лорд Байрон погиб по этой причине.
— Байрон погиб более по вине ваших и его соотечественников. Вы слишком сегодня порочите передо мною Восток, — сказал Грибоедов.
Англичанин пожевал губами.
— Вы правы, — кивнул он равнодушно, — я слегка преувеличиваю. У меня сегодня ностальгия.
Он брезгливо оглядел нумер.
— Меня никто не просил говорить вам то, что я вам скажу. Примите это во внимание. Это не входит также в мои обязанности. Просто, когда два европейца встречаются среди дикарей, они обязаны оказывать друг другу услуги.
Грибоедов терпеливо кивнул.
— Я лечу у Алаяр-хана его жен.
Англичанин закурил сигару.
— Я вас не беспокою? Это дурная привычка, от которой трудно отделаться. Это гораздо лучше, впрочем, чем ваша водка. От нее болит голова и происходит желудочная колика. Граф Сегюр или кто-то другой утверждает, что Наполеон проиграл вам кампанию из-за вашей водки. Его солдаты погибали от нее, черт ее возьми.
Тут только Грибоедов заметил, что англичанин слегка пьян. Он говорил слишком ровно, как бы читая свои трезвые мысли, и был многословен. Его, видимо, мутило, ровно и непрестанно.