Смерть Вазир-Мухтара

9

Алаяр-хан, к которому Самсон направил Скрыплева, имел титул Ассиф-оуд-Доулэта. Титул этот заслуживает внимания. Ассифом он назывался более потому, что так звали министра одного из царей Израилевых, по официальной догадке князя Меньшикова (от 1826 года), сообщенной им Нессельроду, - Соломона. Один из путешественников двадцатых годов неправильно переводит этот титул так: "государственный Соломон". Каковы обязанности "государственного Соломона"? Это - столь же подозрительные звания, как вице-канцлер, просто канцлер и министр без портфеля. Отсутствие портфеля у министра - признак, всегда производящий зловещее впечатление. Все люди пристроены, один к финансам, другой еще к чему-нибудь, и только у одного человека пустые руки. У такого государственного Соломона руки, пожалуй, не только пусты, но и развязны. Он путается и в финансы и во все. Он может разрешить вопрос о джире конском довольстве - к большому, может быть, неудовольствию людей. Алаяр-хан был первым министром Фехт-Али-шаха, министром без портфеля. Был он еще и садр-азамом и, сверх того, был почему-то подчинен евнуху Манучехр-хану. Алаяр-хан не был Каджаром. Черные остановившиеся глаза были у него как у человека задумавшегося. Он презирал Фетх-Али-шаха и молча, неохотно ему повиновался. Он думал о судьбах династии. Он не забыл, как по занятии Тебриза шах велел бить его по пяткам, желая этим не столько наказать его и не столько опозорить наказание от шаха даже по пятам вовсе не было позорно, - сколько указать, кто виноват. А ведь это он стоял за занавеской в палатке Аббаса, когда тот торговался о мирном трактате с кяфиром в очках. Алаяр-хан стоял за занавеской и слушал, и слезы, крупные, как град, падали на бороду. Он стоял за занавеской и теперь, стоял и думал за занавеской своего андеруна. Кто виноват? В восточных семьях, когда умирает глава семьи, долго обсуждают этот вопрос: кто виноват? И виноватым оказывается либо врач, либо невестка, не вовремя подавшая питье, только не язва желудка, от-которой умер больной. Персия умирала от язвы. Базары нищали, дани увеличивались. Толпы нищих бродили по Тегерану. Лоты и распутные женщины так возросли в числе, что ночью окраины казались оживленными. Они бродили еще, эти толпы, они еще не задумались. Но Алаяр-хан уже задумался. Виноваты Каджары. Алаяр-хан, присоветовавший войну и построивший после этого дворец, не виноват. Виноват Аббас-Мирза, и следует его свергнуть. Если его свергнут, Алаяр-хан возьмет свой старый персиянский нож. Трон Каджаров перейдет к персиянину. Они еще бродили, лоты и обнищавшие кебабчи, сапожники, бросившие свои молотки, плотники, продавшие свои топорики. Шах их не видел. Алаяр-хан видел их. Они были задумчивы. Но они еще не думали: - Кто виноват? Виноват Аббас-Мирза. Алаяр-хан ждал доктора Макниля и того длинного, узкого кяфира, который посмеялся над ним во время переговоров. Кяфира - неверного. Он был невесел даже тогда, когда привели к нему двух новых пленниц в его гарем-ханэ, немку и армянку. Он пресытился. Он велел своему евнуху хорошо содержать их и забыл о них.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Грибоедов въехал в город Тебриз 7 октября. Он ехал верхом. Он снял очки, неприличные при сем случае, и Тебриз казался ему разноцветной колышущейся выветренной глиной. Тяжелый караван шел за ним. Сто лошадей, и мулов, и катеров везли за ним Нину, Мальцева, Аделунга, Сашку, армян, грузин, казаков, кладь. Он ехал так прямо, как будто конь его по близорукости боялся сбиться с пути. Стреляли французские пистолеты, трещали фальконеты сарбазов, какая-то желтая персиянская рвань по бокам галдела, и ехал навстречу медленно, на пританцовывающей кобыле чернобородый, улыбающийся, изнеженный Аббас-Мирза - голубое с белым. Что-то шевелилось за Аббасом, за свитой, за полками, словно шевелились серые палатки, - шли слоны. Грохот барабанов встречал победителя, ровный, глухой, безостановочный. Ворота Тебриза закрылись. Были выметены дорожки у английской миссии, как сени. Жеребцы храпели, наезжая на оборванцев. Барабаны били.

2