Смерть Вазир-Мухтара

Театр. Старики в позолоченных мундирах, завидующие легкости прыжков на сцене, обеспокоенные живыми стволами и ветвями, там мелькающими. Юноши в зеленых мундирах и фраках, все до единого в мыслях уже обнимающие розовые стволы. Женщины на сцене, с непонятным увлечением проделывающие служебные прыжки, полеты и биенья ног одна о другую. "Что такое вальс? Это музыкальная поэма в сладостных формах - или, лучше, поэма, которая может принимать всевозможные формы. Вальс бывает живой или меланхолический, огненный или нежный, пастушеский или военный, его такт свободен и решителен и способен принимать всевозможные изменения, как калейдоскоп". Вот он и был пастушеским и военным. Ставился специально для Хозрева-Мирзы "Кавказский пленник, или Тень невесты, большой древний национально-пантомимный балет Дидло, музыка Кавоса". Прыжки и вальсы были вдохновлены стихами Пушкина. Но Дидло надоел Пушкину. Пушкина в зале не было. Он был на военном театре. На сцене была Катя Телешова, и ее военный, ее пастушеский вальс имел в себе много древнего. Она не была тенью невесты, она была осязательна. Кавказский же пленник только кружился вокруг нее, хватал изредка за талию, поддерживал и потом разводил руками. Два камер-юнкера дышали в креслах так громко, что мешали бы друг другу слушать музыку Кавоса, если б ее слушали. Но и вторая невеста, или кем она там была, но и хор грузинских национальных дев производили впечатление. В средней, царской ложе сидел принц Хозрев-Мирза. Он смотрел на Катю и на вторую невесту. Фаддей и Леночка сидели в рядах. Фаддей долго, перед тем как отправиться на спектакль, негодовал. - Что я за переметная сума, - говорил он, - что я за флюгер такой, чтобы именно пойти на этот спектакль? Я больше крови видал, чем иной щелкопер чернил. Нет-с, дорогие экс-приятели, идите уж сами, - говорил он и одевался перед зеркалом. Чуть не задавив себя галстуком, надутый, злобный, ухватил он Леночку за руку и потащил в театр. Но услышал за собою: "Это Булгарин" - и несколько повеселел. В креслах он толкнул в бок экс-приятеля, что сидел рядом, и шепнул: - Баба какая! Ай-ай. И как пишет хорошо! Экс-приятель скосил глаз: - Пишет? Кто? Телешова? - А что ты думал? Девка преумная, она такие епистолы писала... Она Истомину забьет. - Кого-с? - спросил экс-приятель. - Кавос-то, Кавос, - ответил Фаддей, - да и Дидло постарался. На них зашикали, и Фаддей, помолодев, обернувшись, вгляделся в ложу, в Хозрева (ранее избегал). И почувствовал вдруг легкое, слегка грустное умиление: ведь это принц крови, ведь принца крови прощали, музыка, и Катя, и вообще Россия прощали - вот этого самого принца. Некоторое довольство охватило его: вот согрешил принц, а его простили. И он подумал, что в "Пчеле" следует описать эту пантомиму именно как национальное прощение древнего принца. Наступил антракт. Хозрев-Мирза вышел в залу покурить кальян, попить шербет, поесть мороженого с графом Сухтеленом. Тут Петя Каратыгин нечто надумал. Петя Каратыгин был как вальс, который может принимать разнообразные формы. Он занимался теперь и живописью. Актер, театральный писатель и живописец. Вот, когда антракт кончился, Петя, стоя в местах за креслами, начал постреливать в Хозрева-Мирзу взглядами. Постреливал и рисовал. Когда кончился второй антракт, Хозрев-Мирза был зарисован с некоторой точностью. Сам же Хозрев этого и не знал. Он сидел как на иголках и съел для охлаждения в антрактах на большую сумму мороженого.

17