Смерть Вазир-Мухтара

А Ходжа-Мирза-Якуб был наиболее опытным бухгалтером государства, он, искушенный в двойной бухгалтерии, составлял годовые отчеты шаху. Он первый в Персии заменил старинные персидские знаки, запутанные и доступные только метофам, индийскими цифрами, которые в Европе зовут арабскими. И мето-фы страны, старые грамотеи, были его врагами.

Манучехр-хан, Хосров-хан и Ходжа-Мирза-Якуб составили особое торговое товарищество.

Они устанавливали цены на нужные гарему товары и драгоценности, закупали их и перепродавали женщинам.

После шаха они были самыми богатыми людьми.

Весть о прибытии доктора Макниля занимала дочь-жену шаха и самого Фетх-Али: мальчики были опять нездоровы.

Весть о прибытии Вазир-Мухтара их мало занимала: это было дело Аббаса-Мирзы.

Но один из евнухов, узнав о том, что едет Грибоедов, крепко задумался.

Задумался Ходжа-Мирза-Якуб.

8

Узкая улица, очень похожая на уездный русский переулок, отделяла шахский дворец от дома Самсон-хана.

Самсон проснулся рано, как всегда. Он поглядел на спящую жену, сунул босые ноги в туфли, надел синие форменные штаны и накинул халат. Бесшумно, чтоб не разбудить жены.

Он постоял над нею, посмотрел на спутанные черные волосы, на полуоткрытый рот, на груди, золотистые и жирные, сунул трубку в бездонный карман и вышел на балкон.

Жена его была халдейка.

Первую жену, армянку, он убил за неверность и построил после этого из собственных средств мечеть, а при ней содержал школу. Во искупление греха. Второй женой его была побочная дочь грузинского царевича Александра. Через нее сносился Самсон с царевичем, но не любил ее. Она умерла.

Тихо шлепая туфлями, он прошел по коридору. Ноги у него были кавалерийские, с выемкой, как буква О.

На женской половине, хотя еще было рано, уже стрекотали дочки, и в дверь всунулась женская голова с черной челкой до глаз.

Это была любимая дочка Самсона, от первой жены, армянки. Тотчас дочка выскочила в коридор.

Узкий архалук сползал у нее с плеч и стягивал их назад, на руках были браслеты с бумажками. (На бумажках были написаны стихи из Корана.) Шелковые шаровары, широкие, как два кринолина, едва держались на ее узких бедрах, и живот у нее был голый.

Босыми ногами, окрашенными в темно-оранжевую краску, почти черными, она юркнула к Самсону. Дочка была модница.

– Застрекотала стрекоза, ходит франтом, сапоги с рантом, – сказал ей Самсон по-русски. – Спи, рано еще, – сказал он ей по-персидски и чмокнул ее в лоб.

Черноглазая дочка дотянулась до Самсонова лба, провела по нему рукою и юркнула на свою половину.

Каждое утро они так встречались.

Самсон умылся тепловатой мутной водой у хрустального умывальника и с мокрыми волосами вышел посидеть на край балкона.

Волосы у него были длинные, с проседью. Длинные волосы – зульфа – один из признаков военного сословия, Самсон подстригал их в скобку, как раскольники. С балкона был виден переулок и четырехугольная внутренность двора.

На дворе росли кипарисы в чехлах из пыли, подстриженные чинары и сох цветник.

Дед в белой рубахе ходил по двору и подметал его.

– Яковличу, – сказал он и мотнул головой.

Он был старый раскольник, бежавший еще до Самсона в Персию. Самсон его взял к себе дворником. Хан набил трубку и закурил.

– Много будешь работать, дед, скоро помрешь, – сказал он равнодушно.

– А я, смотри, тебя переживу, – дед был сердит. Самсон ухмыльнулся в бороду.

У шахского гарем-ханэ, наискосок через переулок, сидели двое бахадеран, его солдаты, и мирно спали.

Самсон курил и смотрел на них. В этот ранний час солнце еще не пекло, и часовые спали сладко.

Из батальонных казарм, красного и длинного одноэтажного здания, с другой стороны дворца, вышел офицер в высокой остроконечной шапке. Он приближался к Самсонову дому и к часовым. Походка его была мерная и быстрая. Он был молод.

Самсон окликнул его сверху:

– Астафий Василич! С дежурства?

Это был наиб-серхенг Скрыплев, недавно бежавший прапорщик. Он вытянулся перед ханом и отдал честь.

– А ну-ко, посмотри-ко, это твоей роты молодцы так шаха стерегут?

Скрыплев подошел к спящим солдатам.

– Встать, – сказал он резко. – Вы что, на часах или с бабами спите?

Часовые встали.

– В другой раз не в очередь на дежурство, – сказал Скрыплев. Часовой, старый солдат, нахмурился. Но сон клонил его, и он ничего не ответил. Увидя Самсона, они вытянулись. Самсон пальцем подозвал Скрыплева.

– Гоже, – сказал он тихо. – Взбирайся-ка ко мне. Он курил и смотрел на молодого офицера.

– Гоже, да не очень, – сказал он, – люди на земли ушли, а этим завидно. Вот и нос в землю.

На летнее время он распускал батальон. У батальона под Тегераном была земля. Холостые оставались в городе.

– Молодое дело, Астафий Василич. Ты не тянись с людями. Ты выругай так, чтоб их мать проняло, а потом одно слово скажи. Это легче людям.

– Слушаю, ваше превосходительство. Прапорщик был слегка обижен.

– И превосходительства эти забудь. Точно, что превосходительство, а ты подполковник. Только что я сартип-эввель, а ты, выходит, наиб-серхенг. А я еще, наприклад, вахмистр, а ты прапорщик. Тут превосходительства не замечается. Молодые как справляются?