Отправившись на свидание с сэром Гербертом перед началом очередного заседания, он нашел хирурга приунывшим. Напряженность чувствовалась и в нервных движениях его рук, торопливо поправлявших воротник и разглаживавших жилет. Но заключенный достаточно хорошо владел собой и не стал спрашивать у защитника его мнения о ходе процесса.
– У меня небольшие новости, – начал адвокат после того, как тюремщик оставил их наедине.
Глаза Стэнхоупа расширились, и на миг он затаил дыхание.
– Да? – проговорил хирург глухим голосом.
Рэтбоун ощущал вину: всего, чем он располагал, еще не было достаточно для надежды. Потребуется все его искусство, чтобы выжать пользу из этого факта.
– Монк обнаружил весьма неприятный инцидент в недавнем прошлом Джеффри Таунтона, – сказал Оливер невозмутимым тоном. – Поймав знакомого на жульничестве за бильярдом, он обратился к силе и набросился на соперника. Таунтона едва успели оттащить от жертвы, прежде чем он успел нанести обидчику серьезные повреждения. – Рэтбоун несколько сгустил краски, однако сэра Герберта следовало приободрить.
– Таунтон находился в госпитале в то время, когда была убита Бэрримор, – проговорил хирург уже более громким голосом, и в глазах его вспыхнул огонек. – Видит Господь, у него были мотивы! Она, должно быть, поссорилась с ним, глупая женщина! – Он внимательно поглядел на своего защитника. – Великолепно! Так чем же вы недовольны? Теперь он такой же подозреваемый, как и я!
– Я-то доволен, – негромко отозвался Оливер. – Но пока Джеффри Таунтон не на скамье подсудимых. И мне придется сделать очень многое, чтобы он очутился на вашем месте. Я просто хотел сказать вам: надежда есть, не отчаивайтесь.
Врач улыбнулся:
– Благодарю вас за откровенность. Я понимаю, что вы не можете ничего обещать. Как и я иным своим пациентам, находившимся в таком же положении. Я понимаю вас.
Вышло так, что Ловат-Смит невольно сыграл в пользу Рэтбоуна. Первым свидетелем этого дня была Нанетта Катбертсон. Она с изяществом поднялась на трибуну свидетелей, точными движениями тела маневрируя своими пышными юбками в узком проходе. Встав наверху, женщина повернулась лицом к обвинителю со спокойной улыбкой на лице. На ней было темно-коричневое платье, которое одновременно и выглядело достаточно скромным, и крайне шло к ее волосам и лицу. В толпе послышался шепот одобрения, и несколько человек сели более прямо. Один из присяжных кивнул, другой поправил воротничок.
Сегодня они не были такими внимательными. Все ждали откровения, но его не было: суд и публика предполагали, что каждое новое показание во время битвы двух соперников в зале суда будет изменять симпатии то в одну, то в другую сторону, то оправдывая Герберта, то доказывая его вину.
Но вышло иначе: скучная процессия ординарных людей делились своим мнением о Пруденс Бэрримор. Усматривая в ней отличную сиделку, но не великую героиню, все считали, что она поддалась обычному для молодой женщины искушению и приняла дружелюбие хирурга за влюбленность. Скорбная патетика не желала подниматься до возвышенной драмы. К тому же все свидетели молчали о другом возможном убийце… А ведь факт убийства оспорить было нельзя.
Новая свидетельница, энергичная, скромная и молодая, вызвала общий интерес, и публика наклонилась вперед, желая услышать ее показания.
– Мисс Катбертсон, – начал Ловат-Смит, завершив необходимые формальности. Он понимал, чего ожидают в зале, и считался с необходимостью поддерживать интерес в публике и присяжных. – Вы знали Пруденс Бэрримор с детских лет, не так ли?
– Так. – Скромно согласилась Нанетта, приподняв подбородок, но опустив глаза.
– Вы хорошо знали ее?
– Очень хорошо.
Никто и не думал обращать внимание на сэра Герберта, все глядели на мисс Катбертсон, ожидая ее слов. Лишь Рэтбоун бросил косой взгляд на скамью подсудимых. Стэнхоуп подался вперед, с глубочайшим вниманием и интересом разглядывая свидетельницу.
– Была ли она романтичной? – спросил Уилберфорс.
– Ни в коей мере. – Нанетта грустно улыбнулась. – Она скорее казалась наделенной практическим складом ума. Пруденс не стремилась быть привлекательной и не испытывала интереса к джентльменам. – Прикрыв глаза, она вновь поглядела вверх. – Не хотелось бы нелестно отзываться о той, кто не может больше защитить себя, но во избежание несправедливости мне приходится держаться истинной правды.
– Я не сомневаюсь в том, что все здесь это понимают, – проговорил Ловат-Смит, пожалуй, несколько нравоучительным тоном. – А какой она представляла себе любовь, мисс Катбертсон? Молодые особы иногда поверяют подобные мысли друг другу…
Упоминание подобной темы заставило девушку принять самый скромный вид: