– Его считают напыщенным, пожалуй, чуточку самоуверенным и разумно гордящимся своими способностями и достижениями. А еще великолепным преподавателем и человеком, обладающим полной моральной целостностью. – Он улыбнулся адвокату. – Подчиненные любят за его спиной подтрунивать над ним – это слово, пожалуй, точное, – но от их острых языков достается любому из нас. И я утверждаю, что никогда не слышал никаких, даже самых безответственных, сомнений в его корректности с женщинами.
– А не считают ли его наивным в обращении с женщинами? – В голосе защитника послышались вопросительные интонации. – В особенности с молодыми. Как вы полагаете, доктор Бек?
– Я бы сказал, что они его просто не интересуют, – сказал свидетель. – Но можно воспользоваться и словом «наивность». Я просто не думал об этом. Однако если вы ждете, чтобы я сказал вам о своих сомнениях в романтических чувствах сэра Герберта к сестре Бэрримор или о том, что он мог не заметить ее чувства, я отвечу иначе: мне гораздо труднее поверить в то, что сестра Бэрримор испытывала тайную страсть к сэру Герберту. – Легкая тень легла на лицо врача, и он поглядел на Оливера.
– Итак, вам трудно в это поверить, доктор Бек? – очень четко проговорил Рэтбоун.
– Да.
– И вы не относите себя к наивным и не светским людям?
Рот Кристиана сложился в легкую усмешку, но он промолчал.
– Тогда, если вам трудно понять это, разве не может быть, что и сэр Герберт не замечал никакой влюбленности? – Адвокат тщетно пытался сдержать в своем голосе нотку триумфа.
Свидетель, стоявший со скорбным видом, словно бы удивился словам Оливера:
– Конечно, подобный вывод просто неизбежен.
Защитник подумал о тех подозрениях в отношении доктора Бека, основания для которых дал ему Монк: его ссора с Пруденс, возможность шантажа и, наконец, то, что Кристиан находился в госпитале в ночь перед гибелью Пруденс и его собственный пациент умер перед окончанием смены этого врача… Но все это были лишь подозрения… темные мысли, не более. Доказательств или надежных свидетельств защита не имела вообще. Если он сейчас бросит на Бека тень подозрения, то может этим лишь рассердить присяжных, признав собственную слабость. Скверная перспектива. Пока симпатии суда на его стороне, и, быть может, этого будет достаточно для того, чтобы выиграть дело. Судьба сэра Герберта может решиться в этот момент.
Обвинять ли сейчас Кристиана? Рэтбоун поглядел на его привлекательное и живое лицо с чувственным ртом и изумительными глазами. Этот человек слишком умен. И все же нельзя идти на подобный риск. Ведь пока адвокат побеждал и знал это – как и Ловат-Смит.
– Благодарю вас, доктор Бек, – громко сказал Оливер. – Это всё.
Уилберфорс немедленно вскочил на ноги и направился на середину зала.
– Доктор Бек, будучи терапевтом и хирургом, вы весьма заняты, не так ли?
– Да, – отвечал медик, хмуря брови.
– Много ли своего времени вы уделяете размышлениям о роматических увлечениях ваших сослуживцев и об их собственном отношении к подобным перспективам?
– Нет, – признал Кристиан.
– А вообще вы думаете об этом? – настаивал обвинитель.
Но свидетеля было не так легко сбить с толку:
– Подобные вещи не требуют особого внимания, мистер Ловат-Смит. Это всего лишь наблюдения, от которых нельзя уклониться. Я не сомневаюсь в том, что и вы замечаете своих коллег, даже когда ваш ум углублен в профессиональные размышления.
Возразить против столь патентованной истины Уилберфорс не мог. Он помедлил, словно подыскивая более убедительный аргумент.
– Никого из них не обвиняют в убийстве, доктор Бек, – проговорил он затем не без сожаления. – Больше мне нечего спросить у вас. Благодарю.
Харди поглядел на Рэтбоуна.
Тот покачал головой.
Кристиан оставил место свидетеля и растворился среди публики, оставив Оливера в сомнениях. Адвокат не знал, принял ли он сейчас удачное решение и тем самым избежал возможности выставить себя дураком, или же упустил неповторимую и выгоднейшую возможность.
Ловат-Смит поглядел на него. Свет отражался в его блестящих глазах, скрывая их выражение.
На следующий день Рэтбоун вызвал леди Стэнхоуп. Он не рассчитывал на то, что ее свидетельства добавят что-нибудь важное. Безусловно, она не могла знать никаких фактов, касающихся преступления, но ее появление в суде должно было уравновесить эмоциональное воздействие показаний миссис Бэрримор. Супруга Герберта стояла перед перспективой скорой и позорной смерти своего мужа. Более того, если бы его признали виновным и повесили, ее семье были суждены скандальная известность и дурная репутация, а также внезапная бедность и забвение со стороны общества.
Леди Филомена поднялась на помост не без помощи клерка и нервно поглядела на адвоката. Она была очень бледна и с большим трудом сохраняла спокойствие. Остановившись, женщина вполне преднамеренно обратилась к скамье подсудимых и, встретившись взглядом с мужем, улыбнулась ему.
Сэр Герберт моргнул, ответил ей улыбкой и отвернулся. Нетрудно было догадаться о его чувствах.