Смерть внезапна и страшна

– Пруденс была очень отважной, как физически, так и морально. Она не любила иметь дело с трусами… и могла проявлять поспешность в своих суждениях.

– Была ли она честолюбива? – спросил Рэтбоун.

– По-моему, это не недостаток. – Фейт поглядела на него с нескрываемым неодобрением.

– С моей точки зрения, тоже, сударыня. Это был просто вопрос. А не замечали ли вы в ней безжалостности в стремлении к своей цели, невзирая на цену и последствия для других?

– Если вы имеете в виду жестокость или обман, то подобного не было никогда. Пруденс никогда не стремилась удовлетворить свои желания за чей-либо счет.

– Случалось ли вам узнавать, что она вынуждала или уговаривала кого-нибудь предпринять жест или поступок, не отвечающий его интересам?

– Нет, я не слышала об этом!

– Быть может, она использовала преимущество, которое предоставляли ей ее знания, чтобы оказать давление на людей?

На лице Фейт Баркер появилось заметное раздражение:

– Это был бы шантаж, сэр, совершенно недостойный поступок. Я глубоко сожалею, что вы позволяете себе упоминать столь греховное действие рядом с именем Пруденс! Вы не знали ее, иначе бы поняли, насколько отвратительно и смешно такое предположение.

Свидетельница с каменным видом поглядела в зал – сперва на Стэнхоупа, а потом на присяжных – и продолжила:

– Нет, она презирала трусость, обман и все поступки аналогичной природы. И подобные средства достижения цели не имели в глазах Пруденс никакой цены. – Она яростно поглядела на адвоката и снова перевела взгляд на присяжных. – Неужели вы полагаете, что она могла шантажировать сэра Герберта… пытаться заставить его жениться на себе? Что за нелепая мысль! Какая честная женщина, пребывая в здравом уме, пожелает добыть себе мужа подобным путем? Жить с ним будет невозможно, получится настоящий ад!

– Да, миссис Баркер, – согласился удовлетворенный Оливер с мягкой улыбкой. – Я с вами согласен. И не сомневаюсь, что Пруденс была не только слишком честна, чтобы прибегнуть к подобному методу, но и вполне представляла себе те пожизненные несчастья, которые принесет подобный поступок. Благодарю вас за проявленное мужество. У меня больше нет вопросов к вам. Быть может, мой ученый друг добавит что-нибудь? – Он с улыбкой поглядел на Ловат-Смита.

Тот блеснул зубами в ответной улыбке. Один лишь Рэтбоун во всем зале знал, что за этой улыбкой не скрывалось никаких эмоций.

– Конечно, у меня есть вопросы. – Обвинитель поднялся на ноги и направился к трибуне. – Миссис Баркер, ваша сестра писала домой обо всем, что приключилось с ней в Крыму?

– Да, конечно, хотя не все ее письма попадали ко мне, поскольку она иногда ссылалась на некоторые события и мысли как на известные мне, а я о подобном не помнила. – Фейт казалась озадаченной, она явно не понимала причин такого вопроса. Даже на лице Харди проступало сомнение.

– Но вы получили значительное количество ее писем? – настаивал Уилберфорс.

– Да.

– Достаточное для того, чтобы в вашем уме сложилось представление обо всем пережитом ею, о ее занятиях медициной и о том, как испытания повлияли на нее?

– Наверное, да. – Свидетельница явно не понимала намерений обвинителя.

– Тогда вы прекрасно понимаете ее характер?

– Кажется, я уже признала это, отвечая мистеру Рэтбоуну, – сказала Фейт, нахмурив брови.

– Да, в самом деле. – Ловат-Смит сделал шажок-другой в ее сторону и остановился перед нею. – Ваша сестра, наверное, была весьма удивительной женщиной: не так уж легко было добраться до Крыма во время войны, не говоря уже о том, чтобы заниматься там подобным делом. Не встречались ли на ее пути трудности?

– Конечно же! – воскликнула молодая женщина едва ли не со смехом.

– Что вас так развеселило, миссис Баркер? – поинтересовался Уилберфорс. – Неужели мой вопрос кажется вам абсурдным?

– Откровенно говоря, сэр, да. Я не хочу вас обидеть, но подобный вопрос в ваших устах свидетельствует, что вы не представляете себе, какие препятствия возникали перед молодой незамужней женщиной из хорошей семьи, в одиночестве отправившейся на военном корабле в Крым, чтобы выхаживать там раненых. Все мы были против этого, кроме разве что отца, но и тот изъявлял сомнения. Если бы это была не Пруденс… мне он попросту запретил думать об этом.

Рэтбоун напрягся. Что-то тревожно зажжужало и зашевелилось у него в мозгу… Он поднялся на ноги:

– Милорд, мы уже установили, что Пруденс Бэрримор была удивительной женщиной. Дальнейшие уточнения кажутся неуместными и являются пустой тратой времени. Если мой ученый друг желает, чтобы миссис Баркер еще раз подтвердила это, хочу напомнить, что у него была такая возможность, когда свидетельница выступала от обвинения.

Харди поглядел на обвинителя:

– Я вынужден согласиться, мистер Ловат-Смит. Это пустая и бесцельная трата времени. Если у вас есть вопросы к этой свидетельнице, продолжайте. В противном случае уступите место защите.

Ловат-Смит улыбнулся, на этот раз с неподдельным удовольствием: