Смерть внезапна и страшна

Однако для нынешнего дела Дживис был мелковат – по крайней мере так полагал Ивэн. Медицинские свидетельства складывались в достаточно ясную картину. Нападение было совершено спереди, причем Пруденс Бэрримор задушили руками, не прибегая к удавке. Подобные предметы оставляют характерные отметины, а синяки на горле убитой соответствовали пальцам дюжего человека среднего роста. Убийство мог совершить любой, кто был в это время в госпитале, куда с улицы можно было войти без особых сложностей. Доктора, сестры и ассистенты приходили и уходили, не отчитываясь ни перед кем, так что заметить чужого было трудно. В конце концов, даже вид забрызганного кровью человека не вызвал бы в госпитале особых тревог: его бы приняли за хирурга.

Инспектор Дживис начал с допроса сиделок. Ивэн решил, что он поступил так именно потому, что ему было легче общаться с людьми из нижних слоев общества, чем с врачами и хирургами, потому как люди, стоявшие выше Дживиса по образованию и положению, смущали его. Оказалось, что все опрошенные не смогли четко заявить, где и в какой компании находились – с другими сестрами или с пациентами – в тот короткий промежуток времени, разделяющий моменты, когда Пруденс Бэрримор в последний раз видели живой и когда доктор Кристиан Бек обнаружил ее тело в желобе. В результате Дживис был вынужден забросить свою сеть пошире. Он обратился к казначею, напыщенному человеку в высоком крылатом воротнике, казавшемся слишком высоким и тугим для него, и потому постоянно крутившему шеей и вытягивавшему вперед подбородок, словно бы стремясь избавиться от докучливого ошейника. Однако казначей никогда не приходил на службу настолько рано и мог доказать, что во время несчастья находился еще дома или же в крайнем случае в экипаже, ехавшем по Грейс-Инн-роуд.

Лицо Дживиса после этого допроса напряглось.

– Ну, мистер Ивэн, нам придется опросить пациентов. Если мы не найдем убийцу среди них, тогда обратимся к докторам. – С этими словами инспектор чуть расслабился. – Конечно, остается возможность, что преступление совершил кто-нибудь пришедший извне… скажем, ее знакомый. Придется более пристально изучить ее характер…

– Вы говорите об убитой, как о домашней прислуге. А она ею не была! – едко заметил Джон.

– Действительно, – согласился Дживис. – Женщину с репутацией, которой пользуются сиделки, едва ли взяли бы в порядочный дом! – На лице его проступило весьма слабое подобие улыбки.

– Женщины, что служили в Крыму сестрами милосердия вместе с мисс Найтингейл, были истинными леди! – Ивэн испытывал обиду не только за Пруденс Бэрримор и Эстер, но и, к собственному удивлению, за саму Флоренс Найтингейл. Человек опытный и познавший этот мир, сержант терпеть не мог глупостей вроде преклонения перед героями, но вместе с тем он, на удивление, живо ощущал признательность, думая о «леди с лампой»… Обо всем, что она отдавала людям, мучившимся и умиравшим вдали от дома. Его сердило, что Дживис не понимает этого. С легкой усмешкой Джон представил себе, что сказал бы обо всем этом Монк – он словно слышал в уме саркастический голос своего бывшего начальника. «Ивэн, вы истинный сын священника! Верите всякой благородной истории и населяете городские улицы ангелами. Вам следовало принять сан, следуя примеру отца!»

– Что это вы размечтались? – прервал его размышления Дживис. – И, кстати, откуда эта улыбка? Или вы подметили что-то, ускользнувшее от меня?

– Нет, сэр! – Джон вернулся к действительности. – А что вы думаете о совете попечителей? Мы могли бы встретиться здесь кое с кем и выяснить, не было ли среди них знакомых убитой… в той или иной форме.

Лицо инспектора вытянулось.

– Что это еще за «в той или иной форме»? Попечители госпиталей не заводят интрижек с сестрами милосердия! – На его губах словно застыло неприятие самой этой идеи вместе с неодобрением, которого явно заслуживал Ивэн, предлагавший подобные непристойности.

Его подчиненный уже хотел объяснить, что имел в виду лишь общественные и профессиональные отношения, но в порыве упрямства решил ограничиться буквальным истолкованием его слов.

– Покойная была красивой женщиной – красивой и телом и душой, – возразил он. – Подобные женщины всегда привлекают мужчин.

– Ерунда! – Подобно Ранкорну, Дживис имел весьма определенные представления об интересах истинного джентльмена. Они с начальником понимали друг друга, и взаимная симпатия помогала каждому из них добиваться собственных целей. Это качество в инспекторе вечно напоминало о себе и чрезвычайно раздражало Ивэна.

– Раз мистер Гладстон[8] мог оказывать поддержку уличным проституткам, – решительно проговорил Джон, глядя начальнику прямо в глаза, – то, не сомневаюсь, и попечитель госпиталя способен ощутить симпатию к столь чистой женщине, как Пруденс Бэрримор!

Профессия полисмена оставила чересчур глубокий отпечаток в душе Дживиса, чтобы тот мог позволить социальным претензиям вступить в противоречие с его профессиональными интересами.