Смерть во спасение

   — Я сказал Угедею, что ты помог мне справиться с девчонкой, — с сожалением проговорил палач, и по его шумному выдоху оракул понял, что его судьба, как и Лейлы, решена: он умрёт. — Я сказал, но у Угедея есть свои звездочёты. И свой палач, Тырджи. Правда, в последний раз он промахнулся. Отрубил голову, задев первый позвонок. Великий хан очень рассердился и, скорее всего, отправит его в забойщики скота, а я займу его место. Если мне доведётся казнить тебя, то не сомневайся, боли ты не почувствуешь, и смерть будет лёгкой...

Они подошли к гробнице, куда в нарядных одеждах положили восьмидесятидвухлетнего великого хана, его любимую лошадь и последнюю наложницу. Лейла выглядела так, словно только что заснула: щёки её розовели, а сквозь прозрачный шёлк проглядывало гибкое смуглое тело. Ахмат не мог оторвать глаз от её прекрасного лика. Теперь даже там, на небе, она будет принадлежать дикому и кровожадному монголу, а оракул следовать за ними безмолвной тенью.

На тайных похоронах присутствовали только сыновья и верные слуги, преклонив колени и опустив головы в скорбном молчании. По их лицам текли слёзы. Точно скорбя вместе со всеми, приутихла и метель, снег падал медленный и печальный.

Наутро Угедей призвал к себе оракула. Он занял юрту отца, восседал на его царском месте и даже непроницаемый жёсткий взгляд перенял от своего великого родителя. Хан не пригласил его сесть, и это был дурной знак.

   — Отец доверял тебе, Ахмат, и отмечал твой дар, но у каждого из нас свои звездочёты и оракулы, ты это знаешь. И ныне же твоя голова слетела бы с плеч, однако мой племянник Батый хотел бы переговорить с тобой...

Угедей бросил взгляд на слугу, тот прошёл в другую юрту, и оттуда вскоре вышел десятилетний мальчик в нарядной расшитой монгольскими узорами рубашке и в жёлтых сапожках. Крепкий, коренастый, с. большой головой и круглым лицом, он важно прошествовал за слугой, поклонился великому хану и обратил свой хмурый взор на бухарского оракула.

   — Мне дед рассказывал, что ты русичей знаешь? — тотчас спросил Батый.

Ахмат русичей не знал и на византийцев вышел случайно, поэтому вопрос внука Темучина застал его врасплох. Но прорицатель мгновенно сообразил и другое: судьба давала ему редкий шанс выжить, и грешно было им не воспользоваться.

   — Да, знаю, — уверенно ответил оракул.

Батый посмотрел на дядю, и тот прикрыл веки в знак согласия.

   — Будешь служить мне! — проговорил племянник великого хана. — Через десять лет мы обязательно пойдём войной на Русь. К этому времени я должен знать, сколько у них княжеств, кто великий князь, какое войско, как обучено, чем вооружено и сколько я могу собирать дани. Будешь рассказывать мне всё о русичах. Я должен подготовить своё войско и покорить этот лесной народишко за полгода, верно, дядя?

Угедей кивнул головой.

   — Начнёшь рассказывать о русичах прямо с завтрашнего вечера. Вместо этих глупых сказок про богатырей, сражающихся против драконов! — нарочито громко рассмеялся Батый.

Он вёл себя так, словно ему, а не Угедею Темучин завещал своё ханство. У Ахмата снова заныли шейные мышцы. Этот мальчишка далеко не глуп и сразу раскусит, что оракул ничего не знает о неведомых русичах, и прикажет отрубить ему голову.

   — А правда, что наложница, которую положили вместе с дедом, была дочерью хорезмшаха Мухаммеда? — неожиданно спросил Батый, заставив удивиться даже Угедея.

Ахмат взглянул на великого хана, и тот милостиво разрешил ему ответить.

   — Да, это так, — ответил оракул.

   — Мне она понравилась, — чуть смутившись, вымолвил мальчик. — Я бы тоже такую взял для себя!

   — Тебе ещё рано об этом думать, — заметил Угедей.

   — Начинать жить никогда не рано, говорил дед, а мне надоело быть отроком! — насупившись, грозно проговорил Батый. — А потому, Ахмат, с завтрашнего дня и начнём готовиться к будущему походу.

И он, не взглянув на оракула, ушёл в соседнюю юрту. Узкие щёлки глаз Угедея холодно блеснули.

   — Можешь жить в своей юрте, — обронил он.

Прорицатель поклонился и вышел. Заметала позёмка. До следующего вечера он выторговал себе у судьбы частичку бытия. Мог ощутить прикосновение снежинок и зимнего суховея, увидеть бескрайнюю степь, укрытую белым покрывалом. А завтра лишь Высший судия ведает, что с ним приключится.

Он вернулся в юрту, разжёг огонь, съел засохший кусок лепёшки, размочив его в воде. Отблеск пляшущего огня выхватил зелёную шёлковую рубашку Лейлы, и сердце оракула сжалось. Он вспомнил принцессу, её гибкое прохладное тело, сладость которого он так и не вкусил, и слёзы выступили у него глазах.

Глава одиннадцатая МЛАДШАЯ КНЯГИНЯ