Смерть выберет тебя

— Шелл, ты сам не знаешь, что говоришь. Ты вбил себе в голову сумасшедшую мысль и воображаешь себе и говоришь вещи, о которых потом пожалеешь.

Я разрядил пистолет прежде, чем сунуть его в карман. Потом продолжил так, словно Лита ничего не сказала:

— В чем-то я уверен, о чем-то догадался, но и ты должна поведать мне кое-что. Я уже знаю, что Энн Корона — то есть ты, Лита, — и Дэниел Брайс занимались вымогательством, но были пойманы. Брайса отправили в тюрьму Квентин на четыре года, а тебя — в Техачапи на два. Тут начинается самое интересное. Примерно в то же время в Техачапи посадили некую Зоу Авилла и тоже за вымогательство. Она, кажется, начала отсидку на несколько месяцев раньше или позже, какая разница? Важно то, что вы обе сидели там в одно и то же время. Вы с Зоу близко познакомились.

— Это безумие… Ты же понимаешь, что это всего лишь… совпадение.

— Никакого совпадения. Разве что совпадение в том, что две женщины — одна по имени Энн, другая — Зоу, посаженные обе за вымогательство, встретились в тюрьме. Из этой встречи логически вытекает все остальное: алчность, насилие, убийство. Даже Хорэйшио Адер узнал о твоей отсидке, Лита, — полагаю, что мне следует и дальше называть тебя так. Я видел телеграмму, которую прислал Адеру человек по имени Лестер, вероятно частный детектив. В ней говорилось, что клиент отсидел два года в Техачапи за вымогательство. Я ошибочно подумал, что Хорэйшио наводил справки о Зоу, но, оказывается, он интересовался тобой.

Лицо Литы было так напряжено, как если бы все мускулы и сухожилия под кожей сжимались все больше и больше. Больше чем когда-либо ее огромные темные глаза походили на синяки.

— Шелл, — произнесла она с дрожью в голосе. — Что ты собираешься делать?

— Делать? Неужели до тебя еще не дошло, Лита? Ты вернешься в Техачапи. Если не произойдет худшее. Тебя даже могут приговорить к газовой камере. — Я говорил грубо, безжалостно. — Убийство не менее отвратительно только потому, что его совершает женщина. Скорее более отвратительно.

Она прижала обе ладони к вискам и сказала:

— Нет, не правда! Ты должен мне помочь, Шелл. Да я ничего такого и не сделала. Во всяком случае, я… никого не убивала.

Я поднялся.

— Черта с два не убивала! Хочешь знать, о чем я думаю? Я думаю, что ты убила всех троих. Может, Дэн Брайс и помог тебе в чем-то, но скорее всего именно ты была главным действующим лицом. — Я помолчал. — Я помню, как в участке ты сказала, что пуля буквально отшвырнула Рэндольфа от тебя. Весь твой рассказ был слишком подробным, слишком точным…

— Прекрати это. Ты просто сошел…

— Нет, детка. Так легко ты не отделаешься. Кроме некоторых мелочей, которые могут иметь или не иметь значения, например то, что ты знала, что пластмассовая статуя Мамзель, одетая в розовое бикини, уже была установлена рядом с бассейном, — о чем ты не могла бы знать, если бы не побывала там в то утро. Или несмятая ночная рубашка, в которой ты не спала и в которой пришла разбудить меня, чтобы отправиться на прием в дом Адера. Или портрет Брайса в твоей спальне. Или тот факт, что ты, должно быть, полностью погрузилась в ванну в «Ласситере» для дополнительной безопасности, когда должна была взорваться бомба — твои волосы были совершенно мокрыми, когда я вбежал в ванную комнату после взрыва. Кроме всего этого, были и более очевидные указания на убийство…

— Прекрати это! Прекрати…

— Это ты организовала появление маленького человечка с бомбой в папке. Это ты велела Брайсу следить за мной вчера утром от дверей «Мамзель», когда меня только-только наняли. А что прикажешь мне думать о том, как только что ты целилась мне в спину из этого большого пистолета? Как ты думаешь, почему я подстроил так, чтобы ты не могла выстрелить из него? Ты уже попыталась прикончить меня с помощью бомбы, от которой погиб тот маленький человечек…

Ничего не говоря, она начала разваливаться на глазах. Она погрузила руки в свои волосы, с силой дернула себя за голову и пригнулась, визжа и рыдая одновременно. Она упала на диван и прижалась к нему своим длинным, удивительно красивым телом, начала кататься по нему, бить себя по лицу сжатыми кулаками, рыдая, плача, крича, издавая жуткие прерывистые звуки своими губами. Этими мягкими, теплыми губами, которые совсем недавно так чувственно ласкали мои губы, шептали ласковые слова и лгали, лгали, лгали…

Когда Лита наконец снова села, глаза ее припухли от слез, краска потекла по векам и щекам, подбородок был измазан помадой. Ее сопротивление было сломлено. И она готова была уже рассказать мне все.

Я начал с вопроса:

— Когда к тебе явилась Зоу?