Смерть за левым плечом

– Так принято, Эстель. Молодожены проводят некоторое время сами по себе, и это совсем не плохо. Помнишь о влиянии внутренних жидкостей на самочувствие женщины?

Я закивала и процитировала кусок текста из учебника по медицине:

– Равновесие внутренних жидкостей дает равновесие во всем. Особенно трудно это равновесие достигается у женщин, так как ежемесячное истечение нарушает равновесие в организме…

– Все верно, но, возвращаясь к новостям, принц и принцесса приедут не одни, с ними будет охрана из гвардейцев, фрейлины и прислуга, а значит, людей в городе станет больше.

– Если больше людей, значит, больше болезней?

Доктор кивнул, отпивая горячий чай.

– Больше болезней, больше работы, – я искренне не понимала, доктор Майос любил свою работу и никогда не отказывал пациенту в помощи.

– Ты еще мала, Эстель и я не беру тебя с собой, когда меня вызывают знатные дамы, иначе ты давно бы усвоила разницу. Впрочем, – доктор критически оглядел меня от бантов в косах, до простых коричневых башмаков, – ты уже можешь сопровождать меня, но без моего разрешения не говори ни слова, только помогай.

– Хорошо, – я немного удивилась, но обрадовалась еще больше: больше работы – больше денег. Да и любопытство во мне уже проснулось, в богатых домах я еще не бывала.

Тарис

Выбор жены и покупку меча нельзя передоверять другому.

Джордж Уэллс Герберт

Свадьба! Я горько усмехнулся. Отец сделал свой ход! Наследник заключает выгодный политический союз!

Уже несколько лет, как я официально принял регалии наследника и выполняю свои функции при дворе.

Беатрикс счастливо вышла замуж за профессора, который обучал меня математике и астрономии, переехала в маленький город на побережье. У четы Цурфам чудный малыш, очень похожий на маму. Я иногда бываю у них, когда бред придворной жизни затопляет мою душу тоской. Беседую с рассеянным профессором, играю с маленьким Мастом и пью чай в гостиной, порою спрашивая совета.

Впрочем, сейчас о Беатрикс лучше не вспоминать. Она счастлива со своим профессором. А мне вскоре предстоит стать мужем девушки, которую я видел только на портрете. Еще раз сжав кулаки, я прислушался: за тонкой стеной гудели голоса, шло обсуждение деталей моей свадьбы, и от этого хотелось напиться.

На столе в моем кабинете уже раскачивалась на серебряной веточке миниатюра, написанная с принцессы Элизии. Я подошел ближе, качнул алое эмалевое яблочко, чтобы оно развернулось, и взглянул на портрет еще раз. Бледное удлиненное личико, голубые глаза и светлые волосы. Особое отличие всех северянок – длинная шея, в оборках кружевного воротника. Кто она, и что принесет в мою жизнь?

Я вздохнул и качнул другие яблоки, в которых прятались изображения отца, мамы и Беатрикс. Потом сел в кресло и взял очередной проект, подсунутый отцом на рассмотрение. С бумагами бывает куда проще, а вот люди порой непредсказуемы.

После обеда зашла матушка, разрумянившись от волнения, и сказала:

– Тарис, я так счастлива за тебя! – она порывисто, словно девочка, обняла меня, и только тут заметила мою недовольную гримасу. – Что случилось, сынок? – мать принялась заглядывать мне в глаза, а я быстренько натянул маску самой откровенной скуки.

– Все хорошо, мама, устал просто отчеты читать.

Мать поверила и, еще раз обняв, ушла. А я постарался погрузиться в бумаги, до свадьбы еще полгода, есть время что-то придумать.

Эстель

Все новостные листки писали о свадьбе наследника: подробно описывались наряды первых дам и кавалеров, карета невесты и парадный камзол жениха. Особое внимание уделялось цветам, блюдам парадного обеда и добрым приметам, связанным с торжествами.

Даже в нашем маленьком городе устроили народные гулянья. Выкатили на площадь бочку вина, да запекли пару баранов из небольшого стада градоправителя, наверняка оплаченных по цене говядины.

Я в этот день водилась с младшими братом и сестрой и никуда не пошла. Зато вызубрила новую главу из учебника по родовспоможению.

Конечно, до экзаменов еще годика два. Но в понедельник доктор обещал взять меня на осмотр леди Ванесс и я хотела знать к этому времени как можно больше.

Однако ночью я почему-то горько плакала, уткнувшись в подушку. Даже крепкая смесь валерианы и пустырника не помогла успокоиться: слезы продолжали течь по лицу, промочив воротник ночной рубашки.

Я пыталась успокоиться, вспомнить что-то веселое, но перед внутренним взором всплывал большой розовый куст, позеленевшая от времени скамейка и резные тени винограда на белом песке.

Измучившись, я накинула шаль и вышла к морю. Мерный шум отступающей воды немного успокоил, я долго шла по песку пляжа, и ветер сушил слезы.

Но едва забрезжил рассвет, я повернула назад: скоро проснется мама, она рассердится, что я ушла одна. Возле нашего дома я споткнулась и чуть не упала: на крыльце лежала неприметная коричневая палка с корнями, а рядом лепесток розы. Мама выглянула на шум:

– Доброе утро, Эстель, что это у тебя?