Смерть за смерть. Кара грозных богов

А раз Буй наудачу ткнул копьём в высокие, подозрительно раздвинутые камыши. Руки у воина крепкие и цепкие – отпускать древко даже не собирался, за что и поплатился. Мотнуло в сторону с такой силой, что тут же оказался в реке, завопил. На помощь ему подоспели ещё три пары рук, не менее крепких. Отпускать добычу рыболов отказался.

Огромная рыбина показала стоящим на берегу хвост – немногим уже, чем плечи Розмича, и потянула Буя ко дну. Трое помощников попрыгали в воду, разя могучего противника – острогами и топорами. Чуть сами не утопли, дно вроде бы и под ногами, да илистое оказалось. Огромную, неохватную склизкую тушу с превеликим трудом выволокли на сушу.

Глядя, как противится речная животина, решили, уж не первого ли слугу Водяного поранили. На деле оказался старый-престарый сом. Оказавшийся вне родной стихии, древний хищник пялил огромные глаза и, казалось, проклинал их. На заросшей мхом морде – лютая ненависть.

Увы, есть сомье мясо нельзя – больно старое. Таким даже подзаборный пёс в голодный год побрезгует. Зато хвастаться победой над чудищем можно до скончания века. И чтобы никто не подумал, привирают рыбари, каждый вырвал из пасти ещё трепыхающегося противника по зубу. Ултен тоже взял на память.

Глядя на такое дело, Затея побелела и спешно отошла от ярившихся мужчин. Рабыня-ромейка принялась гладить её по голове и что-то нашептывать. Розмич подошел было извиниться за невольную обиду, но был отправлен восвояси красноречивым взглядом грекини.

…Ещё стало ясно, почему Жедан так преуспел в торговом деле. Кто ж добровольно на полный опасностей путь согласится?! Лучше потеряют пару недель, но пройдут иной, лёгкой дорогой. А этот не боится ни работать, ни рисковать – за такое любой бог награду пошлёт.

А через девять дней после того, как вошли в устье, речные берега расступились, открывая взглядам бесконечное Онежское море.

– Ну, теперь передышка, – заключил старый кормщик, которому на пути пришлось тяжелей, чем остальным. Только несведущим кажется, сидеть у правила – дело плёвое, знай себе поворачивай. Кормчий должен не только видеть и понимать воду, но и чувствовать её. Одно неверное движение – и лодья на мели! И это ещё добро, если без пробоины! Тогда – дело пропащее. И о товаре забыть можно, и о скором возвращении домой.

Онежский берег по обе стороны Свири, внедрившейся в сушу, казался не слишком высоким. Песчаный, поросший густым лесом…

– Река тут глубока, потому степенна, – знающе проговорил кормщик. – На северном бреге, – молвил он и махнул рукой вдаль, – живут дикие племена, высший их бог – Юмола, его задабривают эти дикари кровавыми жертвами, не брезгуя прирезать не то что мужчину, а и женщину, и даже её дитя. Да минует нас их злоба.

– Ну, не совсем дикие, – поправил купец. – Бьярмы они, этим всё сказано. Другие. Иные, чем мы, словене. Покуда по Неяве шли, сам Волхов нас хранил. Здесь чужая вода. Надо с духами новый договор учинить… – пояснил Жедан. Розмич кивнул. – Эй, Ултен! Ты бы на всякий случай свою книгу почитал да святым каким помолился, хотя, коли они, как и твой распятый, никогда при жизни не ходили морем, так и не помощники нам в этом деле.

– Святой Брандан был знатный мореплаватель! – возразил было монах.

– Вот ему и помолись особенно!!

Затея речей этих не испугалась – за четыре лета и не такого наслушалась. А вот Ултен, с некоторых пор всё время сидевший подле девушки и её ромейской рабыни, выкатил глаза и приоткрыл рот.

– Будто на твоей родине этакого не бывало, – усмехнулся кормчий.

Изумление кульдея сменилось растерянностью, щёки тронул румянец.

– В стародавние времена всякое бывало, – ответил он. – Да и сейчас, если честно, тоже случается. Народ неохотно внемлет голосу разума…

– Какого такого разума? – скривился кормчий.

– Какого-какого… – пробормотал Ултен. – Обыкновенного. Разум, устами Священного Писания, говорит нам: «Господь милостив. И покуда верим в Господа, никакая тварь тронуть не посмеет. Что тот демон, коему молится дремучее племя, в сравнении с Господом?»

– Что? – нехотя спросил седатый кормщик.

Скотт не обиделся, не насупился. Это раньше, слыша подобные речи, обижался и с головой кидался в спор. Сейчас стал мудрее, да и годы жизни в Алоди, где о Христе и слыхом не слыхивали, научили смотреть на чужое неведенье проще. Потому начал терпеливо объяснять:

– Господь наш всемогущ. Он во сто крат сильней любого демона. Коли человек верует в силу Господа – тот спасёт и защитит. Нет у демонов Бьярмии власти над тем, кто зовёт себя христианином, молится и постится.

– Ага. Ты это вон им, – кормчий кивнул в сторону далёкого берега, – расскажи. При случае. Если рот открыть успеешь.

– А ну тихо! – прорычал Жедан. Как только умудрялся, стоя на носу лодьи, слышать все разговоры? – Накличешь ещё!

Кормчий ответил лениво, но смущение в голосе всё-таки слышалось:

– Не накличу. Макушка лета давно миновала, а до осени ещё долго. У бьярмов сейчас иные заботы.

– Всё равно молчи, – гаркнул Жедан. А под нос пробурчал: – И без того слишком хорошо идём. Вот и Онега спокойна, как обласканная жена.