Смерть за смерть. Кара грозных богов

– Не в этом дело. Они и другие капища разоряют. И обряды, даже самые мирные, испортить норовят. Вообще словен с Белозера всячески выживают.

– С нашей земли нас же гнать?

– А! Вот тут самая соль! Возомнили, дескать, не наша земля. Дескать, пришлые мы.

– Как так? Все знают, Словеново племя в Белозере чуть ли не с самого сотворения мира живёт!

– Ну, про сотворение ты загнул, а в том, что невесть как давно – правда. Ещё древний скифский ксай Словен, именем которого всё племя наше прозвано, жив был. Веками в Белом озере рыбу удим. Вот только весь упёрлась рогами, бает, мол, они первее нас народились.

– Тьфу ты! Срань какая!

– Вот и я про то же. Поначалу только говорили, теперь капища разоряют. Ты много святилищ близ Белозера видел?

– Я всего два дня, как приехал, – потупился Розмич.

– А не ищи! Всё равно не найдёшь. Это – самое ближнее. Остальные – всё, поруганы и порублены.

От такой новости дружинник захлебнулся воздухом.

– Не может быть! – выпалил он.

– Ну раз не веришь, тогда проверяй. – Выглядел старик совсем равнодушно. Видать, не врал. – А я покамест отбиваюсь. Видишь, как исхитриться пришлось? В личине и шубе денно и нощно хожу. Чуть что – сразу зверем прикидываюсь. Зверей они поболе людей боятся. Сыны мои изредка приходят, тоже шкуры примеряют. Правда, до сего дня только двоих порешить пришлось. Вовремя вы ко мне заглянули, вовремя…

– Да уж… – согласился Розмич.

И ужаснулся: а если бы сватовство не расстроилось? Если бы душа чуть меньше болела? Ведь не пришёл бы сюда! Какой дружинник променяет весёлый пир в общинной избе на моление богу?

– Я бы, конечно, удрал, – продолжал рассуждать старик. – А вот издолб мой бегать не умеет… Корнями он в этот лес врос.

– Но ведь они… глупые! Значит, одолеть – пара пустяков!

– Это почему же глупые?

– Ну а как назвать человека, который под покровом тьмы схорониться вздумал, а сам в белую рубаху обрядился?

– Ха! Да это не просто так! Они ж меня колдуном мнят, а место сие – чёрным. Очищать шли, вот и вырядились. Вроде как они – светлым служат. Вроде бы платье белое от злых духов лесных хранит. Видел, и знаки у них вышиты особенные? Не деревенские они. Тот, кто посылал их, и богам нашим, и словенам завидует – извести хочет всеми силами. И волшебными, ведаю.

– Всё равно глупые. Любой умысел, если делу вредит, – глупость.

– Ну… тебе, конечно, видней.

Разговор с волхвом распалил не на шутку. Розмич даже не заметил, как допил вино и принялся отщипывать от принесённой стариком булки. Желудок, хоть и помнил недавний обряд, не противился.

Словен всё пытался подобрать слова и доводы, найти хоть одно разумное объяснение.

– Значит, гнева богов вепсы не боятся? – спросил он.

Волхв рассмеялся. Только веселье было ненастоящим, горьким:

– Да им наши боги, что тебе ромейский Христос! – И, заметив ошарашенный взгляд воина, добавил: – Ты погоди, ещё немного, и врать начнут, будто мы своих богов выдумали. Или, что вернее, украли.

– Как украли? У кого?

– У них же, у веси – вепсов. Ну, или ещё у какой чуди. Одна зараза.

– Но ведь имена… – начал было Розмич.

– Переиначили, – волхв пожал плечами и отстранился, уставившись на небо.

В небесной синеве как раз проплывал утиный клин. Толстые, откормленные птицы летели низко. Даже не приглядываясь, видно – отожрались за лето так, что еле крыльями шевелят.

– А князь? – не унимался дружинник.

– Что князь?

– Князь! Он ведь Рюриков сын! Пожаловаться, объяснить! Челом бить…

– Объяснишь ему, как же… Жёнку его видел? Вепсянская душа. Она ему в уши так заливает, как ни одна словенка не сможет. У словенки просто совести не хватит так мужиком крутить.

– Но Полат…

– Полат… Слабенький он, Полат твой. И верит кому ни попадя. До него хоть как-то жили. Мирно жили, надо сказать, это ж самое пограничье Славии – если обиды и были, терпели. А Сивар-варяг явился – мы уж духом воспряли, порядок наведёт, да погиб сей князь, недолго правил… Вот тогда-то белозёрская весь вконец обнаглела. При Полате окажешься – приглядись: сколько бояр вепсянских, сколько словенских. То-то же!

– Мда… Невесело живёте, – заключил Розмич. От расстройства пнул безмятежно сопящего Ловчана в бок.

Соратник подскочил, словно ужаленный, завертел головой.

– А? Чего? Уснул?

– Ага. И проспал.

– Чего проспал? Кого проспал?

– Тут вепсянки приходили, – обронил Розмич небрежно. И когда глаза Ловчана стали поболе блюдец, добавил: – Все, как одна, голые. Глянули на твою сонную морду, плюнули и ушли.

– Да ну тебя! – взвился Ловчан.

– Возвращаться пора! – сказал Розмич в тон. – Не то, чего доброго, без нас в Новгород уйдут.

Волхв вдруг насупился, запыхтел потревоженным ежом. Взгляд его поплыл, придавая лицу пугающие черты. Да и голос прозвучал недобро:

– Не надо. Обождите в Белозеро возвращаться.

– Это почему? – нахмурился Ловчан. – Снова гостей из веси учуял?

Служитель капища замотал головой, будто конь, нюхнувший заморского перца. Повторил куда суровей прежнего:

– Не ходите. Я вам приют дам. И кормить стану.

Подобного поворота дружинники не ждали. Ловчан немедля поднялся на ноги, низко поклонился старику: