Смерть зовется Энгельхен

Я сжал зубы. Спокойствие. Никаких проявлений чувств! Голова перестала кружиться. Кровь отлила, я успокоился, я точно знал теперь, что делать, контролировал свои поступки. Я вытащил пистолет из кобуры. Щелкнул предохранитель.

Глаза немца не отрывались от меня.

— Прошу вас… только сразу…

Я нажал. Восемь раз. Спокойно, без ненависти. Иначе нельзя. Потом бросил на него книгу, она раскрылась, падая ему на лицо. Это был офицер технических войск вермахта. Он говорил правду, никого на фронте он не убивал, и эту книгу отнял у ее владельца тоже, по-видимому, не он.

Карол разувал его.

— Сапоги сгодятся. Ему-то уж все равно.

Я всегда боялся, что придет час — и я должен буду убить немца. Это оказалось не страшно и не тяжело.

— А вещи? Письмо? Вы отослали?

— Нет, все это еще у меня. Нужно послать?

— Конечно. Ведь война кончилась. Вы сказали ему, что когда война кончится…

— Чудные мы все же, Элишка. А если бы война кончилась так, как представляли себе они? Представьте…

— Но ведь мы не такие.

— Ладно. Завтра отошлем. Вы пойдете на почту? Может быть, я напишу что-нибудь его матери…

Скорцени

«Für seine hervorragenden Tateh hat ihm der Führer das Eichenlaub mit Schwertern und Diamanten zum Ritterkreuz verliehen…»

SS Leithefte, VII, 1944[20]

— Ты пойдешь с Витиской в Злин, — приказал Николай. — Отвезете Кубису дрова.

Уже два раза я отвозил дрова в Злин. Николай все чаще поручал мне подобные задания, возможно, потому, что вид у меня был немного приличнее, чем у других, я был незаметнее, старался, когда только удавалось, приводить себя в порядок, бриться и тому подобное, а кроме того, умел обходиться с людьми.

— Можешь зайти еще к своему приятелю аптекарю. Он только что получил товар…

Я усмехнулся, представив, как обрадуется мой приятель, когда снова увидит меня.

— Только осторожнее, Володя. Без всяких там фокусов. Немцы совсем взбесились из-за генерала. Лучше не возвращайтесь в темноте. Переночуешь у Кубиса.

— Будь покоен, Николай.

— Вы не имеете права попадаться. Выпутывайся как знаешь, только и смерть не оправдает тебя, если немцам достанется машина Витиски.

Он пожал мне руку на счастье.

— Еще не все: что-то случилось со связным. Говорят, его убили немцы, но вдруг только ранили…

По-видимому, и это было не все. Я ждал, что еще он скажет.

— Передашь Василю, пусть ничего не посылает в Плоштину, через несколько дней мы уйдем отсюда.

— Это правильно. В Плоштине теперь небезопасно.

За деревней меня уже поджидал Витиска. Мы выехали сразу же. Почти каждый километр шоссе украшали немецкие плакаты: «Achtung, Bandengefahr!»[21]

— Гитлеровские награды, — насмешливо проговорил Витиска.

А я думал о пропавшем связном. Что знал этот человек? Возможно, немного, но с кем он держал связь? Не угрожает ли опасность Марте? А может быть, он в Плоштину ходил, этот связной…

Эх, Марта, Марта…

А вдруг я увижу ее, вдруг мы встретимся!..

Может быть, и Витиска знает, где она находится, но он ничего не скажет — не имеет права, а я не имею права спрашивать. Очень хочется увидеть Марту! Как же я соскучился! Мы так и не встречались после случая с генералом. Уже дважды отправлялся я в Злин с твердым намерением найти ее. Но в конце концов я брал себя в руки. Нельзя делать этого, ни в коем случае — это риск, а рисковать нам нельзя.

Трехтонка Витиски была на редкость облезлая, обшарпанная, помятая, неприглядная, облепленная грязью. Казалось, она вот-вот развалится. Но это только казалось. Мотор ее мог поспорить с мотором какой-нибудь последней модели. Кое-какие переделки превратили трехтонку в боевой партизанский автомобиль. Двойное дно было замаскировано превосходно; Витиска держал там автомат и гранаты, и я положил туда свой автомат. В генераторе, круглом, безобразном, помещенном сбоку, имелся бронированный тайник. Говорили еще, что где-то, где — знал только владелец, запрятана была и адская машина, которая, стоило потянуть за бечевку, могла мигом взорвать всю эту роскошь вместе с окружающим.

Я не знал, что мы везем, мне это было неинтересно. Если бы потребовалось, Витиска сказал бы мне. Он числился за штабом особых поручений, о котором мы в Плоштине не знали ничего. Сначала мне сказали, что Плоштина — это боевой центр нашего соединения, но со временем я убедился, что мы лишь служим прикрытием настоящего боевого центра.