Крестьяне сидели по домам и спокойно ужинали. Крик мальчика услышали все — он и так частенько опаздывал приводить хозяевам овец к сроку, сегодня, значит, тоже запоздает. Но если бы он не пас свое стадо на утесе, то не заметил бы на тропе шестерых незнакомцев — пятерых мужчин и одну женщину, — свирепый вид которых его не на шутку испугал. Не предупредить об их приближении односельчан он просто не мог.
— Учитель Лао! Выйдите, пожалуйста!
Бежать мальчик уже не мог; спотыкаясь, наступая на полы своего балахона из свиной кожи, он брел мимо хижин, некоторые из которых были деревянными, крытыми соломой, а другие — таких было меньше — сложены из кирпича, к храму, стоявшему на деревенской площади.
Как только пастух подошел к большой бронзовой двери, закрывавшей вход в древнее здание, из нее вышел человек могучего телосложения с длинными черными волосами, заплетенными в толстую косу, спускавшуюся по спине. Одет он был в тонкую белую тунику. Выражение его лица было слегка озабоченным, но беспокойным его назвать было никак нельзя. Его светло-карие глаза смотрели на мальчика так, как будто человек этот не ведал чувства паники или страха, в любой жизненной ситуации сохраняя спокойствие и хладнокровие.
— Ну, что там стряслось, Чин? — мягким, но твердым голосом спросил мужчина выбившегося из сил мальчугана.
Вытаращив глаза и заикаясь от усталости и волнения, тот проговорил:
— Почтенный Кун Лао,
— Это не
Затворив за собой дверь храма Ордена Света и посоветовав высыпавшим на улицу крестьянам разойтись по домам, высокий священник, босой, в свете догорающей зари последовал за пастухом по пыльной дороге небольшой деревеньки.
От края склона, по которому проходила горная тропа, до околицы деревни было около четверти мили. Все это пространство заросло кустарником, в котором громоздились огромные валуны. Кун Лао с мальчиком встретили незнакомцев, пройдя примерно половину этого пути. Когда Кэно со своими людьми с ними поравнялся, верховный жрец Ордена Света с низким поклоном сказал незнакомцам:
— Добро пожаловать. Меня зовут Кун Лао.
Кэно пристально оглядел священника с головы до ног.
— Неужели тебе не холодно? — спросил он, похлопывая себя руками. — Я вот до костей промерз, хоть под курткой у меня прилично поддето.
— В очаге храма горит огонь, — сказал Кун Лао, гостеприимно протягивая руку, — в котле варится похлебка. Всех приглашаю разделить с нами трапезу.
— Надо же, — буркнул Мориарти, — котел. А я думал, они только у ведьм и колдунов бывают.
— Заткнись, — цыкнул на него Кэно. — Кто только тебя воспитывал?
— Тот же придурок, что учил тебя ориентироваться на местности, — огрызнулся Мориарти.
— Ты опять за свое, гад? — Кэно бросил на него свирепый взгляд, но между ними встала Джильда, ласково поглаживая рукоять ножа, и взгляд главаря поневоле смягчился.
— Святой отец, — сказала Джильда, — мы принимаем твое предложение и благодарим тебя за гостеприимство. Если ты нам покажешь дорогу…
— С удовольствием, — ответил Кун Лао. — Гости к нам нечасто заглядывают, и мне не терпится услышать о том, что происходит в мире.
— Нечасто — это, наверное, мягко сказано, — бросил Кэно и подал рукой знак своим людям следовать за священником, который повернулся и направился к селению. Он ухмыльнулся, заметив, как Чин Чин, напуганный его искусственным красным глазом, пошел рядом с Кун Лао.
Когда они проходили пустошь перед деревней, Сенменджони тоже подошел к Кун Лао.
— Господин, — заискивающе проговорил сорокалетний рыжеватый мужчина с большими залысинами, — вы ведь с нами по-английски говорили.
— Да, — ответил Кун Лао. — Кроме религии я еще учу людей нашего селения языкам. Это позволяет им глубже понимать культуру других народов. Вы же все говорите по-английски, или я не прав?
— Да, все, — ответил Сенни. — Но слышать этот язык здесь, в такой глуши, от местного жителя очень странно. Здесь ведь должны говорить на диалекте мандарин или на кантонском…
— Я на них тоже, конечно, говорю, — сказал Кун Лао. — Языки вообще моя слабость.
— И моя тоже! — обрадовался бывший бухгалтер.
— Чего не могу сказать о себе, — объявил Кэно, вклиниваясь между двумя мужчинами. — Иди-ка ты, Сенни, к остальным, пока не зачирикал по-тибетски, по-монгольски или еще на каком-нибудь птичьем языке. Мне надо поговорить со святым отцом.
Понурив голову, неудачливый лингвист-финансист Сенменджони отстал от них и пошел с другими членами группы. Дыхнув на озябшие руки, Кэно повернул немытую физиономию к провожатому.
— Слушай, — спросил он, — а как называется эта ваша дыра?
— Теперь ее название Вуху, — ответил Кун Лао.
— Теперь? — продолжал Кэно. — Значит, раньше она называлась по-другому?