Смертельная игра

Козима тут же восхитилась своей проницательностью, но потом ее охватили сомнения. Могла ли фройляйн Лёвенштайн принадлежать к магам такого уровня? Несомненно, она была талантливым медиумом, но явно не разбиралась в тайных обрядах. Ее дар был врожденным, но необработанным: как алмаз, он нуждался в огранке. Она практически ничего не знала о египетских богах. Когда Козима в разговоре упомянула имена древнеегипетских богов Гора, Исиды и Хор-па-крата (более известного непосвященным как Сет), Шарлотта Лёвенштайн явно пришла в замешательство и сменила тему.

Козима поерзала в кресле: подлокотники давили на нее с боков, там, где на талии и бедрах была лишняя плоть. Она взяла колоду потрепанных карт таро и бегло просмотрела младших арканов, выбирая из них четырех дам.

На какую из них, интересно, лучше всего гадать на Шарлотту Лёвенштайн?

Она коснулась каждой из карт разных мастей и после некоторого размышления вернула свой короткий и толстый указательный палец к даме чаш, выдвинула ее из королевского ряда и подтолкнула к стоявшему на карточном столе стеклянному шару на подставке из слоновой кости.

Конечно, могло быть и по-другому. Возможно, фройляйн Лёвенштайн столкнулась с силами, с которыми в конечном счете не смогла справиться. Лорд Болскин рассказывал об «Операции Абрамелина»[6] и других подобных ритуалах. Во время этого обряда вызывали четырех Великих Князей мирового зла, а также их восемь наместников… А вдруг простота Шарлотты Лёвенштайн была показной — маской, скрывающей храброе сердце и большие амбиции, которые Козима сначала не заметила. Если эта глупая девчонка попыталась заключить сделку с силами, которые были недоступны ее пониманию, их месть могла быть жестокой и даже чудовищной.

Козима погладила усыпанный бриллиантами анкх, т-образный египетский крест, увенчанный кольцом, который висел у нее на шее, и начала пристально вглядываться в стеклянный шар. Перевернутый мир болтался в прозрачном пузыре, там не было ничего живого, кроме уродливого гомункула с выпученными глазами. Козима сидела так часами, наблюдая за собственным искаженным отражением, и не раз шар мутнел, не раз внутри него появлялись туманные пророческие видения.

— Госпожа… госпожа… — послышался из-за двери робкий голос.

О боже, опять эта глупая девица!

— В чем дело, Фредерике? Я просила не беспокоить меня, когда я в этой комнате.

Голос продолжал:

— Госпожа, герр Брукмюллер хочет видеть вас.

— Да? — произнесла Козима, при этом раздражение в ее голосе сменилось удивлением.

— Сказать, чтобы он уходил?

— Нет, — крикнула Козима. — Конечно нет, дура! Немедленно проводи его сюда.

Горничная побежала вниз по лестнице, а Козима вернулась к своим размышлениям.

У полиции нет возможности провести основательное расследование. Они посчитали отсутствие Брауна признанием его вины. А что если он помогал фройляйн Лёвенштайн в поиске могущества? Темные силы, которые организовали такую неординарную смерть этой женщине, могли легко избавиться и от молодого художника.

Рокот густого баса Брукмюллера стал слышен задолго до того, как он затопал по лестнице. Чего Козима никак не могла понять, так это зачем он тратил время на болтовню с прислугой.

В дверь тихо постучали.

— Входите.

Дверь открылась и Фредерике доложила:

— Герр Брукмюллер.

— Спасибо, Фредерике, можешь идти.

Великан улыбнулся и направился к деревянному трону.

— Моя дорогая Козима! — пророкотал он. — Вы выглядите великолепно.

Козиме польстил комплимент, она даже немного смутилась. Протянув полную руку, она позволила Брукмюллеру коснуться губами ямочек на тыльной стороне ладони. Его жесткие усы оказались очень колючими.

— Ганс, дорогой! Вы читали «Цайтунг»?

— Да. Странно, очень странно!

— Ее посетили высшие силы.

— Вы так думаете?

— Конечно. Эта глупая девчонка играла с огнем… У нее не хватало знаний и опыта, необходимых для того, чтобы безопасно иметь дело с такими могущественными силами.

Усевшись на диван, Брукмюллер покачал головой.

— Должно быть, это было ужасно.

— Надо полагать. Трудно представить, какие страдания перенесла ее душа в ту ночь. Я содрогаюсь при этой мысли.

Выражение лица Брукмюллера неожиданно изменилось:

— Тем не менее…

— Что? — спросила Козима.

— Есть еще Браун. Где он? Почему он сбежал?

— А сбежал ли он? Это предположение полиции, но этому может быть и другое объяснение. Его могли убрать.

— Что? Вы имеете в виду, что это могла сделать та же самая высшая сила?

— Да, боюсь, полиции так и не представится возможность допросить его.

— Но почему? — спросил Брукмюллер, повысив голос. — Почему Браун?

— На этот вопрос я как раз и собираюсь найти ответ, — сказала Козима, сжав в руке свой анкх и придав лицу одновременно соблазнительное и таинственное выражение. — Очень, очень скоро.

28

Либерман положил ручку на стол и прижал к блокноту большой кусок промокательной бумаги. Решив, что чернила высохли, он просмотрел свои записи и убрал блокнот в ящик. В это время раздался стук в дверь. Это был Каннер.

— Здравствуй, Макс. У тебя есть минутка?