Смертельная игра

— Да, конечно, — прежде чем продолжить, Заборски сложил салфетку. — Тамаш, пожалуйста… не играйте больше старинных мелодий.

— А, понимаю, — музыкант сочувственно улыбнулся. — Тоскуете, да?

Заборски кивнул, в его глазах заблестели слезы.

Музыкант поклонился и вернулся к товарищам. Они заиграли снова, и ресторан наполнили звуки скромной мелодии «Вальса Кайзера» Штрауса, которая звучала более оживленно.

Заборски взял номер «Винер Цайтунг» и принялся читать новости, большинство из которых были ему неинтересны. Иногда в тексте попадались пустые места с пометкой «Удалено». Выпуски всех газет каждое утро подвергались цензуре, которая находила многие статьи неподходящими для публики. Заборски хотел было, отложить газету, когда его внимание привлек заголовок «Убийство в Леопольдштадте поставило полицию в тупик».

Так значит они наконец решили обнародовать подробности. Заборски подумал, не была ли связана эта задержка с цензурой.

Стремясь поскорее узнать самое главное, он пропускал целые предложения. «Запертая изнутри комната… пуля не обнаружена… статуэтка древнего божества… хитроумно созданная иллюзия… спектакль». Злорадная улыбка появилась на губах Заборски. «Полиция разыскивает молодого человека по имени Отто Браун».

Тамаш, решив, что графу понравился Штраус, начал сильнее ударять по струнам цимбал и сделал знак товарищам играть быстрее.

— Этот напыщенный клоун-инспектор, — пробормотал Заборски себе под нос, — совсем ничего не соображает.

Заборски вспомнил их всех: полицейских в нелепых заостренных шлемах и с саблями, охраняющих вход; инспектора с его помощниками, снующими по ее квартире, которые простукивали стены в поисках потайных дверей и рычагов. Так они никогда ничего не найдут.

Граф снова закрыл здоровый глаз, и далекое воспоминание возникло в его растревоженном сознании. Зима. Вороны, как рваные тряпки, покачиваются на голых ветках деревьев.

Он охотился в имении, на возвышенности, поросшей вековым лесом: островки тумана собирались в ложбинах, из-под копыт лошади летели комки замерзшей земли. Вдруг животное испуганно заржало и нервно замотало головой, словно почуяв близкую опасность. У дороги стояла старуха — казалось, она появилась ниоткуда. Заборски не знал, как зовут эту женщину, но он знал, кто она.

Ведьма произнесла заклинание. Сепассони — Прекрасная Госпожа, женщина с длинными светлыми волосами, которая заманивает и губит молодых мужчин. Демоническая соблазнительница появится из адских бурь и дождей… Ведьма прокляла его со словами: «Она до тебя доберется».

26

На столе для вскрытия снова лежало тело фройляйн Лёвенштайн, прикрытое простынями. Складки и морщинки на ткани образовывали миниатюрный ландшафт из холмов и оврагов, почти полностью скрывающих человеческое тело. Воздух был насыщен запахом разлагающейся плоти — ядовитыми испарениями, будто проникшими на поверхность прямо из ада через отверстие в земной коре.

Профессор Матиас аккуратно потянул за верхнюю простыню, открывая лицо фройляйн Лёвенштайн. Райнхард не ожидал больших перемен, но оказалось, лицо стало бесцветным и осунулось. Губы ее, бывшие синими некоторое время после смерти, теперь практически почернели. На лице застыло выражение ужаса, как будто ее разлагающийся мозг был еще настолько чувствителен, что в нем мог зародиться кошмар. Только волосы фройляйн Лёвенштайн по-прежнему были похожи на расплавленное золото. Ее локоны вызывающе блестели под безжалостным электрическим светом.

Матиас прикоснулся пальцем ко лбу покойной и надавил.

— Засохла трава, и цвет ее опал, — процитировал он из Нового Завета.

Райнхард поймал взгляд Либермана и почувствовал себя виноватым: эксцентричность старика уже начинала раздражать. Вздохнув, Матиас медленно поднял голову и стал изучать молодого доктора, стоявшего по другую сторону стола.

— Я выполню вашу просьбу, — произнес Матиас решительно. — Но знайте, что я делаю это неохотно. Я все еще подозреваю, что все мы стали жертвами чудовищного розыгрыша. То, чего вы просите, — своего рода осквернение, вы ведь это понимаете? Мне нелегко это делать.

Либерман был предупрежден о необыкновенном почтении, с которым Матиас относился к мертвым, и удивился, что такой чувствительный человек выбрал именно эту профессию.

— Профессор Матиас, — сказал Либерман, — позвольте заверить вас, что я очень хорошо все обдумал, прежде чем обратиться к вам.

— Надеюсь, продолжал Матиас. — Потому что если вы ошиблись и ваши психологические методы дедукции окажутся несостоятельными, мы не только снова будем выглядеть глупцами, но и этот акт надругательства над бедной женщиной окажется напрасным.

Матиас уставился на Макса сквозь толстые линзы очков.

— Вы правы, — произнес Либерман. — Однако я уверен, что результаты сегодняшнего вскрытия подтвердят мое предположение и помогут моему коллеге, — он показал на Райнхарда, — в расследовании этого дела.

Матиас слегка наклонил голову.

— Вы где работаете, Либерман?

— В психиатрическом отделении Общей больницы.

— У профессора Грунера?

— Да.

— И как вы относитесь к нему?

После некоторого колебания Либерман ответил: