Уже через пару минут Смородинова, на ходу натягивая куртку, выходит из отделения. Может быть, повезет и они узнают, куда делась Алина Браун с той автобусной остановки.
– Семен, можешь пока быть свободен, – говорит Сергей Алексеевич.
– Ага, только мне тут надо кое-что доделать, – бурчит Кучер, не поднимая глаз от стола со склянками.
Миронов машет на санитара рукой.
Следователь, с которым они наконец познакомились воочию, его не разочаровал – собранный, аккуратный, предельно внимательный. И не морщит нос от их специфических запахов.
– Начнем? – предлагает Сергей Алексеевич, подходя к телу.
– Начнем.
Черный приготовился к тому, что увидит. Но мертвая Алина Браун выглядит даже умиротворенной. Зияющую рану на ее животе аккуратно зашили. Николай склоняется над телом как можно ближе, всматриваясь в расходящиеся ткани.
– Очень аккуратно резали, да? – спрашивает следователь.
– Весьма, – согласно кивает Миронов. – Я бы даже сказал, виртуозно. Очень чисто сработано, если можно так выразиться.
– Вам уже случалось видеть такое?
– Вне хирургических случаев? Нет. И я еще раз посмотрел на снимки первой жертвы, Авакумовой – там тоже чувствуется уверенная рука.
– Меня и смущает вот эта чистота разрезов, – Черный проводит пальцем по воздуху, повторяя контуры раны. – Вы ведь не обнаружили на теле никаких следов удержания, фиксации? Остатков скотча, следов от веревок? Сомневаюсь, что человек, находясь в сознании и имея возможность оказать сопротивление, позволил бы сотворить с собой подобное.
Черному даже не приходится пояснять, что он имеет в виду. Миронов согласно кивает почти на каждую высказываемую им мысль. Ни у Алины Браун, ни у Ларисы Авакумовой нет ни характерных потертостей от связывания, ни защитных ран. Единственное, что осталось на телах девушек, – вот эти страшные раны, как будто кто-то начал операцию, но решил ее не заканчивать.
– Я вам больше скажу – любое движение «пациента» – уж не знаю, как его назвать правильно – могло испортить разрез. Вы посмотрите…
Миронов берет со стола ножницы, перерезает пару стежков и разводит в стороны ткани.
– Видите? Это очень хорошая работа. Внутренние органы не задеты. Ни единой царапины.
В голове Николая складываются и распадаются версии, комбинируясь в разные варианты. В такие моменты следователь особенно остро чувствует себя живым, нужным и максимально продуктивным. На его немного впалых щеках даже выступает легчайший, почти незаметный румянец.
– Что у нее в крови? – спрашивает Николай. – Какие-то вещества? Наркотики, алкоголь? Транквилизаторы?
– Наркотиков точно нет, алкоголя меньше промилле – скорее всего, остаточное, а то и вообще естественное состояние. На другие вещества запрос Борис Петрович не писал, – разводит руками Миронов.
– Но ведь их обеих должны были каким-то образом обездвижить. Или усыпить, чтобы сделать такое.
– Не исключаю подобного, – соглашается Сергей Алексеевич.
– Я вам бумагу оформлю, как быстро вы сможете провести анализы? По Браун и Авакумовой.
– По Браун, конечно, быстрее. Она – вот она. А тело Авакумовой давно уже выдано родственникам для захоронения, как я уже говорил. Но я запрошу сохраненные образцы. Хотя сразу могу вас разочаровать – мы в них ничего не найдем. Прошло слишком много времени, такие соединения быстро распадаются.
– И все же эта экспертиза мне нужна.
– Я сделаю, Николай Дмитриевич. У нас прекрасная лаборатория.
– Ее изнасиловали? – Черный кивает на лежащую между ним и судмедэкспертом девушку.
– Нет, – однозначно и уверенно отвечает Миронов. – Ничего такого. Она, конечно, не девственница, но никаких разрывов или даже зарубцевавшейся ткани во влагалище и прямой кишке нет.
– Исследование содержимого желудка? Что Браун ела в последний раз?
Николаю определенно нравится стиль общения Миронова – тот не задает никаких лишних вопросов, легко переключается с темы на тему. Они как будто говорят на одном языке, понимая друг друга с полуслова. Такие люди очень редко встречаются на пути следователя, и каждого из них он ценит.
– Желудок пуст. Последний раз девушка ела примерно за сутки до смерти.
– Как такое возможно? – удивляется Черный и принимается листать вынутый из кармана блокнот.
Миронов терпеливо ждет, машинально разглаживая простыню, накрывавшую покойницу ниже бедер. Внезапный звон разбившегося стекла и матерок, произнесенный шепотом, возвращает судмедэксперта в реальность.
– Семен!
– Я случайно, Сергей Алексеевич. Сейчас все уберу. Чего вы сразу…
Кучер, пыхтя и все еще матерясь, принимается собирать осколки разбитой колбы.
– Ах, вот оно! – кивает сам себе следователь. – Браун ушла от Гоголева утром в четверг, а нашли ее только в пятницу. И он ее, конечно же, не кормил.
– Я бы сказал, что Алина была очень чистая в этом плане, – замечает Сергей Алексеевич, накрывая труп с головой. – Кроме налипшей грязи и частиц листьев из парка, на ней не было ничего.
– Под ногтями?
– Нет. Чисто. Стерильно даже.
«Стерильно», – слово вертится в голове Николая и пахнет почему-то дегтярным мылом.