Смертельная красота

– Остановка общественного транспорта. Я запросила видео с городской камеры, но она установлена на перекрестке, а это метров сто от остановки. Там не очень хорошо видны детали, но узнать Алину можно.

– К кому она села? Номер пробили?

– Нет, – Катя ведет подбородком. – Слишком далеко. Но это иномарка серого цвета. Таких на учете стоит даже не десять тысяч. Очень популярная модель. Мы с оператором не смогли отследить машину дальше.

– Регистраторы проезжавших мимо машин? Какие-то из них можно ведь опознать по номерам? Или у вас камеры ничего не видят?

– Почему вы мне предъявляете за качество городских камер?

– Серая иномарка – это вообще все, что у нас есть. Катька молодец, что хоть это откопала, – вступается за напарницу Тихомиров, наконец отодвигая от себя страшный снимок.

– Это ваша работа, – холодно отвечает Черный. – Найдите мне номер автомобиля, на котором уехала Браун. И еще. Мне нужен список всех врачей в вашем городе. Пробейте, у кого есть машина такой марки, у кого были проблемы с законом. Любые нарушения, даже административка. Мне нужно знать все.

– Педиатров тоже шмонать? – уточняет Тихомиров.

– И медсестер, пожалуй, тоже. Свободны.

* * *

– Вот козлина! – ругается Виктор, когда они возвращаются в свой кабинет. – Кать, ну ты чего?

– Ничего, – бурчит Смородинова, пряча глаза, из которых готовы пойти слезы.

– Ты из-за него, что ли?

Катя мотает головой. Если она сейчас просто раскроет рот, то слезы будет уже не остановить. Вот спрашивается, почему? Из-за кого? Из-за человека, которого она знает – знает ли? – несколько дней? «Какая же дура! Ведь можно было самой до этого додуматься», – корит себя Смородинова.

– Да пошел он, умник хренов! Ты домой собираешься? Подкинуть?

– Еще надо тут кое-что закончить.

– Как хочешь… Не загоняйся по Черному. Он того не стоит. И свалит отсюда, как только мы этого упыря возьмем.

* * *

Идти к незнакомым людям домой – привычное дело для следователя. Но идти к незнакомым людям в гости – это другое. Черный пару раз по дороге думает позвонить и отказаться, сославшись на неотложные дела. Но ему впервые за долгое время интересно поговорить с чужим человеком. С интересным человеком, в глазах которого виден интеллект, который предан своему делу. Да и не может Николай придумать никаких веских причин, чтобы попросить таксиста развернуться и поехать обратно, хотя трет старую отметину на руке, пытаясь заставить мысль работать в нужном направлении.

– А папа сам торты печет, – сообщает с порога мальчик, выглядывая из-за спины Сергея Алексеевича.

Прийти с пустыми руками Черный не мог, а кроме торта из ближайшего супермаркета ничего не придумал. После реплики мальчика яркая коробка кажется Николаю неуместной.

– У папы не всегда есть на это время, Павлик, – говорит Миронов, принимая подарок. – Рад, что вы пришли, Николай Дмитриевич. Проходите.

Он ведет Черного в большую кухню, знакомит с семьей и усаживает за стол. Перед ним оказывается тарелка тушеной картошки с грибами. Аромат щекочет ноздри.

– Вина? – предлагает Миронов.

– Нет, спасибо, я не пью.

– Совсем?

Павлик таращит на гостя карие глаза, становясь очень похожим на мать.

– Паша! – шикает Наталья. – Извините.

– Все нормально, – улыбается Николай. – Все остальное я пью.

– Это принципиальная позиция? – уточняет Сергей Алексеевич.

– Да.

– Уважаю, – Миронов протягивает ему руку.

Больше тему не поднимают, и беседа течет так, словно Черный бывал в этом доме не единожды. После сытного ужина мужчины переходят в кабинет, куда Наталья приносит им кофе.

– «Полярный медведь»? Очень хорошее место, – говорит Миронов. – Бываю там иногда, там музыку хорошую играют. Громкую.

– Рок?

– Да, в основном. И вот какое совпадение – оказывается, мне довелось вскрывать официантку из этого заведения. Судьба!

– Вы верите в судьбу? – Николай отпивает кофе.

– А вы нет? Мне кажется, все на свете взаимосвязано. Знаете, переплетено тончайшими нитями. И если тронуть одну нить, где-то тут же отзывается другая.

– Я думал, судьба – это предначертание, которое нельзя изменить. Поэтому я в нее не верю. Человек сам решает, кем ему быть и что делать.

– Конечно, сам, – согласно кивает Миронов, радуясь хорошему собеседнику. – Но от того, какую ниточку человек затронет, зависит, какая ниточка отзовется. Это тоже судьба. Только иной ее вариант.

– Вы философ, Сергей Алексеевич.

– Я судебный медик и немного художник.

– Серьезно? Вы пишете картины?

– То, что вы видите на этих стенах – мои работы.

Николай ставит чашку на столик и встает. Картины занимают две стены, вписываясь в продуманный интерьер кабинета. Миронов не без гордости наблюдает за гостем.

– Потрясающе! – Черный искренен. – У вас талант, Сергей Алексеевич.

– Спасибо, – улыбается Миронов. – Это мой способ немного отойти от окружающего мира.

* * *