Смертельная любовь

Дело было лунной ночью, я помню. В ту эпоху, между прочим, как-то заметней было, что ночь именно лунная…»

* * *

Сестру он любил.

Но уже была Сима, и Симу он любил больше всего на свете.

Гордые поляки, отец с матерью, решили покинуть страну, где одни (красные) убивали других (белых) и наоборот, тиф косил людей и люди были никому не нужны.

Оформляли документы, звали с собой сына.

Он ехать в Польшу отказался.

Его держал русский язык.

Держало литературное окружение.

Держала Сима.

«Мы попрощались, поезд уходил на Шепетовку, папа выбежал из вагона, чтобы еще раз обнять меня… Они уехали, потом я, плача, пересекал вокзальную площадь. Так окончилось мое прошлое. Мне было двадцать два года, я плакал, я был молодой, без денег, без профессии – я остался один, совершенно один в стране, проклятой моим отцом…»

* * *

В 1921 году друзья двинулись в Москву.

Разведчиком отправили Катаева. Москва ему понравилась. В ожидании остальных он заводит новые знакомства, в том числе в газете «Гудок» – будущем пристанище всех талантливых одесситов.

В один прекрасный день в телефоне раздается ликующий голос Симы:

– Алло! Я тоже в Москве!

– А где Юра?

– Остался в Харькове.

– Как?! Ты приехала одна?

– Не совсем.

Человек, с которым Сима Суок приехала, хром, брит наголо, левая рука отрублена.

– От-то, от-то рад, – сказал этот странный человек, странно заикаясь, – вы меня помните?

Катаев помнил.

Владимир Нарбут, по кличке Колченогий. Потомственный черниговский дворянин; анархист-эсер, приговоренный к расстрелу, спасенный красной конницей, после чего примкнул к красным; основатель нового литературного течения «акмеизм» – вместе с Ахматовой, Гумилевым и Мандельштамом.

Современники свидетельствуют, что публичные чтения Нарбута напоминали сеансы черной магии:

«Песья звезда, миллиарды лет мед собирающая в свой улей…»

Тираж его книги «Аллилуйя» сожгли по распоряжению Святейшего Синода.

Многие считали, что с него списан булгаковский Воланд.

Через несколько дней Катаев встречает в Москве Олешу.

Олеша спокоен, но выглядит постаревшим.

Несколько вечеров кряду он стоит под окнами квартиры, где поселилась его Суок, глядя, как тени передвигаются за занавесками. Однажды не выдерживает и зовет: «Дружок!»

Она подходит к окну и – опускает тяжелую штору.

«Я могу поручиться, что в этот миг она побледнела», – рассказывал Олеша Катаеву.

Олеша высчитал, когда она дома одна, – и она не устояла перед его любовью.

И вот они уже вдвоем на квартире у Катаева, где живет Олеша.

И опять он, влюбленный, спрашивает, с сияющей улыбкой: «Ты ведь мой, Дружок, мой?»

Она сияет в ответ, гладит, целует его, щебечет, как соскучилась.

Поздним вечером раздается стук в окно – Катаев снимал квартиру на первом этаже. Ее обитатели замирают. Ощущение, что постучалась сама смерть.

Стучавшему не открывают.

Стук повторяется.

Выходит Катаев.

Во дворе – Нарбут. Он просит передать Серафиме Густавовне, что если она сейчас же не покинет Юрия Карловича, он застрелится тут же, во дворе.

И она ушла. На этот раз навсегда. На столе осталась одна ее перчатка.

Жизнь потеряла для Олеши смысл.

* * *

А через год Олеша взял в жены среднюю сестру, Ольгу Суок, с ее сыном от первого брака.

Ольге посвящены «Три толстяка». Хотя для близких было очевидно, кто владел сердцем автора. Все известно было и Ольге. В одном из писем ей Олеша напишет:

«Не обижай Симу. Я ее очень люблю. “Вы две половинки моей души”».

Последняя фраза – самоцитата из пьесы «Список благодеяний».

Своим появлением сказка «Три толстяка» обязана случаю.

Катаев получил в подарок от знакомого художника куклу, похожую на двухлетнего ребенка. Молодые люди разыгрывали прохожих, сажая якобы ребенка на подоконник, а когда прохожие приближались, якобы ребенок якобы падал. Следовали испуганные крики, паника.

Отсюда возник замысел о красивой бездушной кукле наследника Тутти и ее двойнике – девочке Суок с горячим и любящим сердцем.

Между прочим, имя канатоходца, верного друга девочки, Тибул – наоборот читается: Любит.

Олеша работал в той же газете «Гудок», писал в ней под псевдонимом Зубило и с некоторых пор обитал в комнатенке при типографии.

«Веселые были времена! Рядом с моей койкой был огромный рулон бумаги. Я открывал по большому листу и писал карандашом “Три толстяка”. Вот в каких условиях иногда создаются шедевры…»

Тема двойничества, тема драматических несовпадений – главная тема Олеши.

Человека, все время попадавшего не туда и получавшего не то.

Главная любовь его жизни его покинула.

Он женился не на той из трех сестер, которую любил.

Он посвятил свою сказку Ольге, хотя писал ее про Симу.

Прообраз Суок, реальная золотоволосая девочка-циркачка из его детства, и вовсе оказалась другим существом…

«Я влюбился в девочку-акробатку. Если бы не разлетались ее волосы, то, может быть, и не влюбился бы. Если бы не разлетались волосы, и если бы белые замшевые башмаки так не выделялись, то на песке, то в воздухе, то в круге сальто… Никто не знал, что я влюблен в девочку-акробатку, тем не менее мне становилось стыдно, когда она выбегала на арену… Я, возможно, и сам не знал, что я влюблен…